– Да ведь это Толик!
– Какой еще Толик? Говори толком!
– Толик из семнадцатой. У меня квартира шестнадцать. А у него – семнадцать.
– Это который с собакой? – вмешалась Анна Ивановна.
– Ну да, бультертьер у него, слышите, воет? Чувствует, наверное.
– Тут Милица Владимировна раньше жила, – объяснила Анна Ивановна. – Она осенью умерла.
– Это я знаю, – кивнул Виктор Степаныч.
– Ну вот, а сын квартиру-то и продал этому. Месяца два он уже живет.
– Та-ак, – протянул отставник. – Кто же его приложил-то? Видно, стукнули чем-то тяжелым, когда из лифта выходил. Постой-ка, – он обернулся к Иркиному хахалю, который тихо клацал зубами на диване. – Кончай трястись, отвечай нормально. Ты в какое время за сигаретами выходил? Этого еще не было?
После долгого совещания с Иркой выяснилось, что выходил хахаль в четверть одиннадцатого, на площадке никого не было, а лифт вообще ехал вверх. Анна Ивановна со своей стороны сообщила, что вошла в подъезд без двадцати одиннадцать, примерно, конечно.
– А ты что так долго ходил? – спохватился Виктор Степаныч. – И какого черта трясешься?
– М-милиции боюсь, – вздохнул Иркин хахаль. – Сразу все на меня повесят.
– Бывал на зоне уже? – догадался отставник.
– Так по малолетству. Но этого я не трогал, хоть он к Ирке и вязался. Я ему только сказал по-хорошему, чтобы он это дело прекратил.
– М-да. Положение у тебя аховое.
– Да что вы все спрашиваете? – нервно заговорила Ирка. – Вы сами-то когда вниз спускались?
– Я на лифте ехал, – строго сказал Виктор Степаныч, – ровно в 22.00. Значит, так. В 22.15 трупа еще не было, а в 22.40 он уже был. Значит, в течение двадцати пяти минут этот Толик пришел, его стукнули, и он упал. А ты не слышала, когда лифт открылся? – обратился он к Ирке.
– У меня телевизор орал, чтобы в кухне слышно было, – виновато ответила та, – я ужин готовила, отбивные… Ой! – она метнулась на кухню.
– Сгорело все! – раздался ее расстроенный крик.
– Тут человека убили, а ей отбивных жалко! – приструнил Ирку Виктор Степаныч.
Приехала милиция – три человека. Один принялся возиться с трупом, другой фотографировал, а третий, довольно молодой, узкоплечий и в очках, взялся опрашивать свидетелей.
– Моя фамилия Мехреньгин, – представился он, – это река такая – Мехреньга.
Наибольший интерес у него вызвала Анна Ивановна, как человек, первым обнаруживший труп. Виктора Степаныча пока отпустили, сказав, чтобы шел к себе, до него очередь дойдет, когда по квартирам опрашивать будут. Тот удалился, сильно обиженный.
Милиция еще покрутилась на лестничной площадке, звякнула для порядка в две оставшиеся квартиры. Там никто не открыл, потому что в пятнадцатой все семейство в отпуске, как пояснила Ирка, а в восемнадцатой живут две старухи, боятся воров и после девяти никому не откроют, хоть застрелись.