Приземление оказалось удачным. Тело, которое немало тренировалось, всегда имеет преимущество.
Расчет выпрыгнуть из поезда в районе поселка Селище был двойным. Во-первых, замедлялось движение поезда, во-вторых, отличная асфальтированная трасса на Винницу и в сторону близлежащих райцентров.
Нина надела дождевик, и через 15 минут вышла на лесную трассу.
Водители легковых машин предпочитали не останавливаться. Разгул бандитизма наложил отпечаток на психологию людей.
Шофер огромного грузового форда оценивающе посмотрел на маленькую женщину и сказал:
— Я еду из Гамбурга. Довезу до Винницы, если потрахаемся. Ну как, договорились?
— Конечно, дорогой договорились, почему не обслужить такого красивого?
Шофер удовлетворительно хмыкнул и артистическим жестом пригласил Нину в кабину.
— Так зачем откладывать, дорогая.
Нина развернулась так, что открытая дверца машины осталась у него за спиной.
— Становись коленями на сиденье. Я сейчас, — сказала она.
Глаза водителя покрылись масляной краской.
— Свет пусть горит, я хочу все видеть, — сглатывая слюну сказал он.
— Полусогнувшись Нина положила водителю руки на плечи, теребя куртку, пальцы заскользили ниже. Внезапно, когда ее руки уже были у него на животе, произошло то, чему целый месяц ее учила Мери.
Взлет, и сцепленные пальцы Золотоножки обхватили затылок, как про себя назвала она водителя, — «гамбургского петуха». Широкий лоб с маху врезался в Нинино колено. Ударом ноги она, словно мешок с гнилыми лагерными фуфайками, сбросила его из машины и села за руль.
Водить машину ее научили сын и муж. До тюрьмы это увлечение не давало ей покоя целый год. Соседи смеялись: «Бросай, Нина, буфет, поезжай в Нижний Тагил грузовики водить».
На Барском шоссе машин попадалось больше. Несмотря на ночь, трасса сверкала частыми огнями проходящих тракторов.
Под Винницей Нина обогнула ночной автовокзал и свернула на Хмельницкую трассу. Если до утра удастся проскочить все посты ГАИ, завтра можно будет из Хмельницкого аэропорта вылететь на Питер.
После того как жизнь, висевшую на волоске, удалось спасти, Максимов особенно ощущал вкус свободной жизни. Опять в тюрьму очень не хотелось, уже не говоря о вполне вероятной возможности распрощаться с жизнью. Поглядывая на Василия, Баха еще и еще раз убеждался: у одноглазого чешутся руки его шлепнуть.
Заработать 100 тысяч фунтов не получилось. Кроме всего он утратил в глазах этих двоих свой авторитет.
Василия Коваленка Баха панически боялся. Прекрасно зная уголовный мир, не боясь самого черта, он ловил себя на мысли, что боится в этой жизни только одноглазого.