– Мой повелитель, пойдём, нас ждут… не будем разочаровывать их, – томно зашептала Саура.
Ещё немного и моя воля не устояла бы перед невыносимым искушением, но в самые последние секунды перед капитуляцией я услышал далёкий голос:
– Глеб, вернись…
Что-то перевернулось внутри меня в эти мгновения, будто спала пелена, а замутнённое сознание вдруг высвободилось из плена.
– Ты не моя сестра, убирайся прочь! – в ярости закричал я, отталкивая в сторону тело псевдо – Сауры.
После моего бунта искусственные декорации стали моментально рассыпаться в прах, а на месте недавней сцены безумного соития теперь извивались лишь шипящие клубки змей. Вскоре исчезли и они, но в моих ушах ещё долго звучал глумливый смех разоблачённой демоницы.
«Вот тебе и победил… похоже, что одной победой над страхом дело не закончится… Да здесь какой-то лабиринт, непроходимый лабиринт из человеческих слабостей и страстей!» – негодовал мой разум, когда я вновь оказался у знакомых руин города.
– Что ещё ты мне хочешь навязать, что?! – разорвал тишину мой крик отчаяния.
Но в ответ вернулось лишь тоскливое эхо.
«Тьфу ты, чёрт!» – в сердцах выругался я. – Я как та бабка из сказки у разбитого корыта! И этот голос… куда мне возвращаться?»
Я долго бродил среди останков погибшего города уже давно не видевших рассвета и постоянно возвращался на то же злополучное место; с каждым пройденным кругом ощущалась невыносимая усталость вперемешку с чувством вины за содеянное. Это чувство продолжало нарастать, укрепляясь вязью самобичевания. В то же время моё воспаленное воображение неотступно преследовали картины далёких событий: поверженный в руинах город, тянущиеся ко мне со всех сторон руки людей, зовы о помощи, крики проклятий… А я ничем уже не мог помочь им, ничем. Тяжесть вины становилась просто невыносимой, она готова была раздавить меня в любой момент и раздавила бы, ведь в эти минуты я не наблюдал каких либо знаков, способных помочь мне, да и выручавший не раз талисман почему-то молчал… Мертвящая пустота словно шла по следам вины, всё глубже и глубже забираясь в мою душу, оставляя после себя только безжизненную пустыню. И вдруг в ещё незамутнённых её глубинах я услышал знакомую мелодию, которая так заворожила меня во время загадочного сна. Я вспомнил, что означала эта необыкновенная песня на языке древних дравидов. Она была настоящей поэмой о зарождающейся жизни: о том, как среди мутных болот расцветал девственный дар непорочной чистоты – цветок лотоса.
Моё состояние стало проясняться, а на ум как-то само собой пришли слова дяди Серёжи, прозвучавшие в последнюю нашу встречу откровением отцовского напутствия. Сейчас же они огненным клеймом выжигали из моего сердца остатки печали: