— Ничего подобного.
— Когда вырастут, у них будет все, о чем я даже и не мечтал.
— На вид они совершенно неизбалованны.
Сиранни с гордостью убрал снимки в конверт.
— Дети придают жизни смысл. После напряженного рабочего дня все, чего мне хочется, это поскорее добраться домой и повозиться с сорванцами. Ну, может, немного покрутить телек. Что еще нужно человеку?
— Они знают, где ты работаешь?
Эд Сиранни насупился.
— Мое дело — приносить домой деньги. Остальное их не касается.
— А как на это смотрит твоя жена?
— Точно так же. Работа есть работа. У нас приличные соседи — врачи, адвокаты, менеджеры. Они бы не поняли. Так что мы не афишируем. Не хватало, чтобы кто-то смотрел свысока на наших детей.
— Да, конечно.
* * *
Дома Пол набрал номер.
— Мистер Шилмен, это Пол Джерсбах. Я устроился в «Конфиденциальные кассеты». Наш договор остается в силе?
— Какой договор?
— Насчет видео.
— Если сделаете качественный материал.
— Через пару недель первая статья будет у вас на столе. Хотелось бы заключить контракт. И получить аванс.
— Мы подумаем.
— Я не стану работать на свой страх и риск. Теперь я точно знаю, что справлюсь. Это будет сенсация. Взгляд изнутри.
Шилмен вздохнул.
— Могу дать самое большее пятьсот. После того, как увижу первую статью.
— О’кей. Составляйте контракт.
* * *
Написав три четверти сценария, Пол вдруг утратил контроль над словами. Пишущая машинка ждала, поблескивая зелеными клавишами, но ему было нечего вложить в ее алчную пасть. Уже написанные страницы аккуратной стопкой лежали рядом. Но он выдохся. Закрыв дверь кабинета, он начал нервно ходить из угла в угол. Над ним нависла грозная тень творческой неудачи. Если он не напишет эти чертовы диалоги, ни о каком сотрудничестве не может быть и речи. Его не возьмут в штат. И тогда придется проститься с циклом разоблачительных статей для «Нью-Йорк игл». Все взаимосвязано.
Он вернулся за стол, переменил положение настольной лампы и напечатал так быстро, как только мог: «Шустрая темно-рыжая лисица…» Буквы сливались в слова, но слова вновь рассыпались на отдельные буквы. На память пришел анекдот о Роберте Бенчли. Тот как-то начал рабочий день, отстучав на машинке слово «Однажды…». После чего вышел из дому, встретил друзей, пил, занимался чем-то там еще и, вернувшись домой, закончил фразу: «Однажды я пошлю все это к чертям собачьим!»
Он перечитал отпечатанные страницы. Жуть. Ни капельки вдохновения. Сказка без чудес.
Не падай духом, приказал он себе. Все новое требует усилий. Сделай еще одну попытку. Мы имеем дело с женщинами из Древней Греции. Нужно мысленно воспринять моральные нормы того времени. Влезть в шкуру героини. Понять ее общественный статус и психологию — иначе как заставить зрителя ей сочувствовать? Фрина была продуктом своей эпохи и принимала эту эпоху как должное — как грудной младенец принимает материнскую грудь. Может, это и есть спасительный ракурс? Он заправил в каретку чистый лист бумаги. А на следующий день, пополудни, отдал отпечатанный материал Сиранни. Чем дальше тот читал, тем явственнее ощущалось его разочарование.