На следующий день Император Мэйдзи специально приехал из Токио в Кобэ, чтобы принести свои извинения Николаю.
>возврат на {11}
Так что японский городовой реально существовал. После этого случая в России начали использовать выражение «японский городовой» (он же полицейский) для обозначения представителей власти, которые руководствуются во всём только инструкциями и указаниями начальства.
Конечно, этот незначительный казус давно забылся бы, если бы выражение «Японский городовой» не оказалось также удачным эвфемизмом. Когда человек протяжно произносит первый звук, кажется, что он сейчас матерно выругается. Однако говорящий всего лишь поминает старый политический скандальчик, о котором, скорей всего, и слыхом не слыхал…
http://otvet.mail.ru/question/29913936
>возврат на {11}
В телевизионной игре для эрудитов вопрос, присланный зрителем, звучал так: «Что клали за пазуху поляки, когда ходили в гости к русским во время захвата Москвы в 1610 году?» Один из знатоков сразу же поднял руку: «Ответ готов! Поляки клали за пазуху камень.»
И зритель, и начитанный знаток знали книгу С. В. Максимова «Крылатые слова». Его статья, посвященная камню за пазухой, небольшая, приведу ее полностью: «Камень за пазухой — остался в обращении с тех пор, как, во время пребывания поляков в Москве, в 1610 году, последние хотя и пировали с москвичами, но, соблюдая опасливость и скрывая вражду, буквально держали за пазухой кунтушей про всякий случай булыжные камни. Об этом свидетельствует очевидец, польский летописец Мацеевич. С москалем дружи, а камень за пазухой держи — с примера поляков стали поговаривать и малороссы одним из своих присловий в практическое житейское свое руководство и в оценку великороссов».
Написанное пером, как известно, не вырубишь топором, особенно если это написано каким-либо признанным авторитетом. А теперь правильный ответ: отправляясь пировать к москвичам, поляки за пазуху ничего не клали, а если что и держали под одеждой про всякий случай, то никак не булыжные камни.
>возврат на {12}
Нас очаровывают складно и авторитетно изреченные фразы, мы далеко не всегда и не полностью вникаем в смысл услышанного или прочитанного; что-то мы сразу отбрасываем, — то, что категорически не соответствует нашим убеждениям и представлениям, что-то мы принимаем на веру. На первый взгляд, нет оснований не верить С. В. Максимову, этнографу, исследователю русского быта: он, известный писатель, автор многих научных статей, не придумал же все это? Однако более внимательное прочтение и, главное, логическое осмысление прочитанного заставляют усомниться в правдивости историко-лингвистических сведений, которые С. В. Максимов излагает — уверенно и со знанием дела.