Увидев Эстер, детектив сбросил маску ложного благодушия. Хотя он не стал произносить слов сочувствия или утешения, в его высохшем сердце теплился огонек искреннего сострадания. Он потихоньку расспросил девушку обо всем, что происходило в ночь налета, терпеливо вникая в подробности того вечера.
– Спасибо, моя дорогая, это все, что я хотел узнать. Пришли мне следующую медсестру, ладно?
– Чур, сейчас я, – сказала Вуди. – Тебе, Фредди, три часа с ним объясняться насчет Хиггинса и всего, что случилось в палате. А я должна еще к вечеринке подготовиться. Пусти меня первой, ладно?
– Да пожалуйста, мне не жалко, – ответила Фредерика, которой предстояло дежурство, и ни на какую вечеринку она не попадала.
Наконец Фредерика – маленькая, собранная, с напряженно выпрямленной спиной – попала в кабинет и мрачно поведала инспектору о своем участии в вечерних приготовлениях вплоть до ухода Эстер.
– Заходя в палату, я периодически поглядывала на Хиггинса и даже немного посидела с ним, слушая его жалобы.
– А на что он жаловался?
– Да как все пациенты, – равнодушно ответила Фредерика. – Ворчат. Это отвлекает их от грустных мыслей. Хиггинс и вправду был милый старичок, но в ту ночь ему не спалось, нога болела, поэтому он брюзжал и капризничал. Вбил себе в голову, что его зря отправили в военный госпиталь, где им никто не будет заниматься и в результате он умрет… Не сильно ошибался, выходит, – невозмутимо добавила Фередерика. – Еще он сказал, что медсестры с ним плохо обращались, имея в виду, полагаю, бедняжку Эстер, поскольку, кроме нее, за ним никто не ухаживал. Вообще-то она просто ангел и делает для пациентов больше, чем следует. Еще он сказал, что заметил тут разные безобразия и обязательно сообщит о них. Вряд ли успел…
Хиггинс, скорее всего, рассказал обо всем своей жене, и Фредерика решила, что будет лучше, если инспектор узнает об этом от нее самой.
– А что за безобразия? – с усмешкой спросил Кокрилл, разгадавший ее нехитрую уловку.
– Думаю, он видел, как я целовалась со своим женихом в закутке для медсестер, – ответила Фредерика, слегка покраснев.
– Вот как… – Пару минут инспектор обдумывал услышанное. – Мог ли он кому-нибудь об этом рассказать? И насколько это серьезное нарушение – целоваться в сестринском закутке?
– Ну, если узнает начальник госпиталя или старшая медсестра, то раздуют целую историю. Эти закутки – что-то вроде прихожей. Там встречаются, пьют чай, разговаривают… Думаю, многие сестры не прочь с кем-нибудь поцеловаться, если бы у них была такая возможность, но большинство из них старые грымзы.