Собственное участие в этой работе не казалось Уильяму чем-то особенно героическим.
Кокрилл раздул небольшой пожар на дымящемся конце новой сигареты.
– А еще кого-нибудь из тех, кто замешан в этом деле, ты знаешь?
Уильям глубоко затянулся и ответил, что он знает Эстер Сэнсон.
– И немного знаю Линли, она работала тут по ночам, пока кто-то не засунул ее голову в газовую духовку, а еще я видел Идена, когда он заходил проведать своих больных, и Барнса, конечно. Майор Мун осматривал сегодня мою ногу, поскольку хирург, который делала мне операцию, в отпуске. Мне он понравился. Мой отец был знаком с ним по работе в разных местных комитетах, и с доктором Барнсом, отцом здешнего анестезиолога.
– А мисс Вудс ты не знаешь?
– Нет. Она обещала Эстер, что придет со мной познакомиться, но пока не появлялась. В детстве я дружил с девочкой, которую так звали. Интересно, помнит ли она меня?
– Сомневаюсь, – сухо ответил Кокрилл. Заметив на лице Уильяма удивление, он быстро добавил: – Расскажи мне про юную мисс Линли, ты ведь видел ее в ту ночь, когда тебя сюда привезли?
– Да, она была ко мне очень внимательна, – ответил Уильям. – Я на нее свалился посреди ночи, и ей пришлось меня устраивать; она держалась совершенно спокойно и невозмутимо, словно ей больше нечем было заняться, хотя работы у бедняжки было невпроворот. Даже Хиггинсу пришлось признать, что она отлично справилась, хотя он и взъелся на нее за то, что она целовалась в закутке со своими хахалями. Нога у Хиггинса болела так, что он не мог уснуть, но старик сказал, что мисс Линли ни на минуту не выходила из палаты и откликалась по первому зову, хотя я даже не представляю, как такая маленькая хрупкая девушка может все это выдержать. Она смешная, конечно. Я слышал, как она позавчера в своем закутке разговаривала с Муном: тот рассказывал ей, как его сына сбил насмерть какой-то человек на велосипеде, и все, что она смогла сказать ему в утешение – это спросить о том, какого цвета был велосипед. Эстер говорит, это все потому, что, несмотря на все свое внешнее самообладание, она очень стеснительная.
– Она хорошая медсестра?
– Прекрасная, – тут же отозвался Уильям. – Разговаривает с больными, будто они капризные дети, и легко может уговорить тебя, что нога совсем не болит и что ты просто не догадываешься, как тебе хочется съесть свой рисовый пудинг. Она не терпит слабости или жалости к себе, но если тебе действительно плохо… Бог мой, она само сострадание. Пациенты ее обожают. В общем, мне Фредерика нравится.
Мужчина, лежавший на соседней койке, застонал, и Кокрилл, вздрогнув, потянулся под стул за своей шляпой.