– Меня, Макар Дмитрич, мамка да батька по рождению назвали Николой. Да те времена, Николины, давно прошли… Это я сказал к тому, что если мне придется помирать, то отпевай Николу, ладно?
– Ладно… Хлыст, – ответил Макар и тронул плеткой татарского коня. – А пошел, родимый, пошел, пошел!
В середине сентября, когда начались первые дожди, посольские возки Осипа Непеи перед въездом в Варшаву остановила польская стража.
Гусарский полковник развернул посольскую грамоту Непеи, но был неграмотен и грамоту только осмотрел. Заорал только:
– Не велено! Не велено! Заворачивай!
К посту гусар со стороны Варшавы подкатила богатая карета. Оттуда вынес большой живот глава Московского Посольского приказа, боярин Щелкалов. Толкнул в грудь гусарского полковника, матерно обругал оторопевших гусар в ношеных мундирах, растопырил руки и пошел навстречу Осипу Непее.
Эскорт конных русских дворян, сопровождавших боярина Щелкалова в польские пределы, обнажил сабли в салюте.
– Царь Иван Васильевич велел тебя почетно встретить, дабы ты оказал мне полное поможение! – шепнул Щелкалов Осипу. – Мир с Баторием творить будем!
И тут же громко спросил:
– А что за бабу с собой везешь?
Непея, временами враждовавший со Щелкаловым и уже совершенно усталый от посольских дел, громко же и ответил:
– Везу племянницу королевы англицкой Елизаветы на предмет царских смотрин. Перед женитьбой нашего царя Ивана Васильевича!
– Так она же беременная! – удивился боярин. – Как так?
– Как велено государем, так и везу!
Польский полковник схватился руками за голову и отошел за угол въезжалого дома. Он все еще верил в Англию, верил, что королева откажется от породнения с русскими. А теперь, значит, войны не будет. А на что полковнику тогда жить?
Щелкалов, бывавший в Англии и знавший королевскую племянницу в лицо, только хмыкнул. Подошел к возку и поклонился маленькой женщине. Русские эскортные дворяне, конечно, выпившие, негаданно прокричали «ура»!
* * *
А весь католический мир ополчился против Стефана Батория, громогласно объявившего о заключении мира между Москвой и новой польской столицей – Варшавой.
Баторий в ответ на католическую злость письменно запросил у австрийцев, литвин, шведов, французов и ватиканцев единовременный безвозвратный заем на войну в сумме двух миллионов талеров.
Австрийский император письмо изорвал и сказал послам католических государств, стоявших в тронном зале:
– Хрен бы ему, а не деньги! Денег нет, и не будет! Пусть и войны не будет! Нашли для Польши короля, а он на войну денег просит! Ишь ты!