Золото Югры

Макар Старинов, вечный послушник Кирилло-Белозерского монастыря, спал чутко. Вот и сегодня проснулся во втором часу пополуночи. На дороге к монастырю вроде как гукало и кричало на разные голоса.

Кто это там, на зиму глядя, устроил ночную гульбу?

Макар приоткрыл надзорное оконце в дубовой двери пристенного чулана и выглянул в темень. Во тьме точно гукало и орало – а кто орал, кто баламутил темень диким взвизгом, не видать. Ночь – без луны, как назло… Надобно выходить – охальники наметом несутся к северным воротам монастыря. А чуланчик Макара пристроен у самых северных ворот, снаружи монастырской стены.

Вот он, Макар, как приворотный страж, и будет утром отвечать перед монастырской братией, ежели гилевщики поцарапают монастырские ворота. Придется отведать розги за чужую пьяную дурь.

Старинов затеплил от кресала свечу под слюдяным фонарем, накинул душегрейку, откинул кованый запор на узкой двери. Вышел босиком, ступил на стылую землю и тут же, ногами, почуял дальний конский топот. Шесть коней скакали ровно и точно – в намет. Боевые, привычные к бегу кони… А не меньше, чем десяток коней, – в беге срывались. Крестьянские, стало быть, кони…

Послушничество в дальнем, твердом и суровом Кирилло-Белозерском монастыре приучило Макара Старинова говорить сам с собой. Рассуждать.

– Пахари гонятся за воями? Быть не может, – заговорил в темноту Макар.

Но боевые кони скакали уже повдоль монастырской стены, а крестьянские лошаденки скакали далеко, чуть ли не в версте. Значит, точно, воины – убегают. Либо бежит тот, кто у воев коней спер…

Смех и грех… Макар вернулся в свой чулан, подпрыгнул и ухватил рукой кованое кольцо. Повис на нем телом. Кольцо медленно пошло вниз, тягая толстый канат. Снаружи скрипнуло и стукнуло. Это канат потащил за собой заворотный кованый вертлюгай в калиточном запоре. Узкая калитка в левой половине ворот открылась.

Макар сунул ноги в обрезки валенок, выскочил наружу. Подсунулся в калитку, очутился внутри монастыря, за воротами. И тут же к воротам подскочил конник. Бешено замолотил железом по калитке.

Макар откинул внутрь смотровое калиточное забрало. Спросил туда, в темноту, наружу:

– Почто святых людей будишь?

Из темноты донесся просительный, чуть не плачущий голос:

– Макарий Дмитрич, слава Богу! Спаси и сохрани! Это я, Тимофей Изотов… Со мной семья и сундуки. Живот спасаю от челяди боярина Курениского, подлого володетеля нашей, Шеломской волости…

Макар сразу узнал голос. Тимошку Изотова в округе дразнили «гостем», ибо указом царя Ивана Васильевича он был возведен в купцы, да тем же царем Иваном и забыт. «Гостя» сразу возжелали грабить все, кому не лень. Вот теперь, видать, шеломский воевода похотел купеческого добра. И похотел нешуточно. Монастырь для купца теперь – последний оберег в этом мире.