был занимать мои мысли меньше всего. Мужчин привлекало то, что
они будут ласкать того, к кому прикасался Майкель фон Трит.
Один из клиентов – я уже какое-то время с ним встречался и
успел проникнуться к нему теплыми чувствами – схватил меня, когда я
собрался раздеться, и спросил:
— Правда, что тебя покупал вампир?
— Да, — скучающе ответил я ему. В последнее время всех
интересовало во мне только это. — Но он хотел только поесть. Он не
пускал меня к себе.
Это не было ложью. В обоих случаях, когда мы делили постель,
он ни разу не платил мне.
— Он кусал тебя? — Казалось, мой клиент получал удовольствие.
— Куда? Покажи мне.
Я подчинился – именно за это мне и платят. Развернув запястья, я
позволил ему осмотреть кожу и повосторгаться тем фактом, что она
оставалась совершенно гладкой, а потом коснулся горла и рассказал,
что там он кусал тоже, но только однажды.
Он обнял меня и склонился ближе, чтобы царапнуть своими
тупыми человеческими зубами по месту, на которое я указал, а потом
сполз к запястьям и повторил то же самое с каждым из них. Я не мог
не думать о том, что так он пытается поставить свою метку поверх той,
что уже впечаталась в мою кожу.
Я выкинул его из своей комнаты, отправил вслед за ним его
кошелек, а после сел на постель, содрогаясь от отвращения.
В следующий раз, когда клиент попытался заговорить со мной о
вампире, ушел уже я – вернее, выскочил на свежий летний воздух. Я
пошел вдоль канала прочь из де Валлена, к пекарне. Взяв
свежевыпеченную сладкую булочку, я встал под деревом, чтобы
съесть её. Листва бросала на золотистую корочку пеструю тень,
которая менялась и качалась от каждого порыва ветра. Я смотрел, как
крапинки света танцуют на булочке, на моей коже, и вдруг пришла
непрошеная мысль: «Майкель захочет услышать об этом. Я должен
запомнить, чтобы рассказать ему».
Выкинув остатки булочки в воду, я откинулся на дерево и потер
ладонями лицо.
Всё, что у меня было, оставалось в комнате борделя, но я не мог
собраться с силами, чтобы вернуться туда. Я не мог оставаться в де
Валлене, не вбирая его в себя с каждым вдохом, не слыша свежих
слухов о нем, не видя его в глазах каждой сплетницы. Половину
монет, лежавших в моем комоде, заплатил мне он. Всепоглощающее
желание сбежать, оставить всё позади и никогда не слышать его
имени, было безгранично.
Но вместо этого я, повинуясь долгу, добрался до борделя и