Русинов сгоняли в лагеря, — в которых тогда было собрано 30000 человек, — где заключенные умирали от естественных причин по полсотни в день, либо их все-таки казнили, если те умирать от естественных причин не хотели. Действительно, то, что происходило тогда в Галиции, очень походило на раннехристианские ужасы Рима; до нынешних дней даже дошло эхо литературного произведения «Маша» — об убийстве венгерскими кавалеристами 17-летней дочери священника, изрубленной в куски.
Всего за один год Первой мировой в лагерях Талергоф и Терезин было уничтожено 10000 народу. Потом, правда, новый Австро-Венгерский император Карл I всех простил, а лагеря упразднил. В 1936 году кладбище Талергофа заровняли и все забыли. Мол, кто старое помянет, тому глаз вон. Возможно, никогда ничего бы и не вспомнили, если б не скандал 2007 года, вызванный статьей в австрийской газете «Kleine Zeitung»…
Но ведь директива военного времени дала лишь творческий импульс для убийц и отморозков, а сама этническая политика была достаточно последовательной: «русская опасность» искоренялась регулярно и до 1914 года. Аресты русских в Буковине и Галиции проходили уже в 1912 году, за год до того во Львове были арестованы все редакторы русских газет, а в последней четверти XIX века получить приличную должность можно было, лишь скрыв свою этническую принадлежность.
Если под такую политику, включающую откровенный геноцид, можно как-то подвести традиции борьбы за ареал обитания, что свойственно всем животным, то усердие некоторых наиболее знаменитых венгров ну никак не подпадает под эту примитивную формулу. К примеру, в начале двадцатых годов трудами доблестного Бела Куна население советского Крыма — а не Угорской Руси, что под боком у венгров, — сократилось на сотни тысяч: где 29 тысяч Бела Кун расстреляет, где 5,5. Командующий красной армией Фрунзе пообещал амнистию всем офицерам Врангеля, если те сдадутся, а Бела Кун погрузил сдавшихся на баржи, да и затопил. Может, он, как не местный, не так понял слово «амнистия», а может, просто не удержался — против природы ведь не попрешь.
А вероятней всего, именно для такой миссии и привлекались товарищем Лениным настоящие спецы из венгров, имеющих соответствующий навык и генетику. Вероятно, опытом Талергофа-Терезина и вдохновлялся товарищ Троцкий, когда грезил о ГУЛАГе.
Так что, с учетом исторических предпосылок, притязания робкой Венгрии на прикарпатскую Русь в 1938 году никого не удивили, а такая же робкая Польша даже поддержала эту многообещающую инициативу.
Но вот переживания передовой части советской интеллигенции в связи с подавлением Венгерской революции осенью 1956-го могут объясняться лишь спецификой интеллигентской совести. Тем более что у этой революции, как и у любой другой, — есть характерная подводная часть.