Несколько раз за лето местные фермеры собирались с семьями и путешествовали, ночуя в палатках, у огромного костра, играя на старинных инструментах и рассказывая друг другу удивительные истории. Я часто ездила с семьей Клема. Мы спали с ним в одном спальном мешке, а потом вдруг, когда нам было по девять лет, по каким-то необъяснимым причинам поняли, что так больше нельзя.
Однажды вечером мы разделись в своем домике. Я осталась в одних трусиках, а он — в мешковатых штанах. Мы придирчиво осмотрели друг друга, взяли краску, которую сделали из мармелада, разрисовали спины, животы и грудь, чтобы походить на индейцев.
— Когда тебе будет лет шестнадцать, ты уже не будешь расхаживать передо мной голой, — сказал Клем, рисуя вокруг моих сосков яркие концентрические круги.
— Ха! Буду!
— Хочешь пари?
— Да, — засмеялась я.
— Пять долларов?
— Идет!
После того как Клему исполнилось десять лет, отец стал поручать ему кое-какие дела. Я таскалась за ним хвостом, помогала чем могла. Однажды отец велел ему скосить сено. Я сидела рядом на тракторе, вертела от скуки головой и увидела скачущую с поля в лес олениху. На опушке она остановилась, оглянулась, зафыркала, а потом ловко перепрыгнула через колючую проволоку и скрылась в лесу.
Клем заглушил двигатель и решил проверить, почему в ровном ряду травы позади оказались пробелы. Мы спрыгнули на землю, пробежали немного и замерли: в окровавленной траве лежал маленький олененок. Он был еще жив. Клем нагнулся и поднял какую-то палку, с которой стекали длинные струйки черной крови. Это было крошечное копытце.
Нас парализовал ужас. Увидев, что мы бросили работу, подошел отец Клема.
— Бедняжка! — пробормотал он и вытащил из-за пояса нож.
— Постой! — крикнул Клем. — Мы с Джинни выходим его, па! Да, Джинни?
Я кивнула.
— Нет. Надо скорей избавить его от мучений. Нет ничего хуже медленной смерти. Он больше не может жить, как предназначил Господь. — Ловким ударом он вонзил нож в дрожащее горло олененка. Маленькое животное дернулось, закрыло глаза и замерло.
Мы с Клемом в ужасе смотрели, как его жестокий отец потащил истекающего кровью олененка в лес, а потом побежали за ним, выкопали в покрытой листвой земле могилу и, бормоча проклятия, похоронили и олененка, и его ножку.
Как-то в лесу недалеко от домика мы наткнулись на черную змею, пожирающую лягушку. Бедняжка отчаянно дрыгала лапками, но казалось невероятным, что ей удастся спастись. Клем помчался за своим армейским ножом и вонзил его в скользкое длинное тело. Когда змея перестала дергаться и затихла, он вытащил из ее пасти раздавленную лягушку. Она была мертва. Мы в отчаянии переглянулись, не сговариваясь, побежали в домик и заперлись там.