Но по крайней мере трое еще живы. Она положила холодные трупики в корзину и стала осторожно отцеплять от трубы трех отчаянно пищавших птенцов. Прямо над ней стремительно пронесся взрослый стриж и исчез под козырьком крыши.
— Кретин! — крикнула ему Джинни. — Лучше бы помог своим деткам! Чертов дурак!
Что же делать? На крыше жарко, в камине они умрут с голоду. Остается одно: посадить выживших птенчиков на дерево, чтобы родители кормили их и научили летать. Она решительно отодрала птенцов, яростно вцепившихся своими крохотными коготками в щель между потрескавшимися кирпичами (я словно вытаскиваю колючки из собачьей шерсти, мелькнуло у нее), и спустилась во двор.
В зарослях куджу, в глубине двора, стояла, касаясь нижними ветвями земли, крепкая сосна. Джинни поставила корзину с живыми птенцами на плоские пересекающиеся ветви, а мертвых швырнула в виноград. Природа лучше, чем она, позаботится о живых существах. Сомнительно, чтобы у нее, Джинни Бэбкок, что-нибудь получилось.
Она повернулась к трубе, на которой по-прежнему торчала головка стрижа, и весело крикнула: «Забирай своих малышей!»
Рано утром миссис Чайлдрес снова разбудила ее. Миссис Бэбкок была в бешенстве. Она даже не могла вспомнить, когда злилась так в последний раз, — разве что в детстве, когда пони сбросил ее на розовый куст. Будь у нее побольше сил, она разбила бы окно и расшвыряла все эти мерзкие подделки под датский модерн.
Она вздохнула, вытащила изо рта термометр и отвела душу, бросив его на пол. Крошечные серебряные шарики ртути, как насекомые, покатились по кафельному полу. Миссис Чайлдрес удивленно уставилась на миссис Бэбкок.
— Извините, — промямлила та, сама испугавшись такого взрыва. — Это случайность.
Конечно, случайность! Она слишком хорошо воспитана, чтобы показывать свою слабость чужим. И все же… По какому праву ее будят ни свет ни заря, чтобы запихнуть в нос эти идиотские тампоны или взять очередной анализ? Это, в конце концов, ее тело, она сама вольна им распоряжаться!
Миссис Чайлдрес протянула ей преднизолон.
— Нет! — отвела ее руку миссис Бэбкок. — Сказала — нет!
— Дорогая, от лекарства вам станет легче, — терпеливо, как маленького ребенка, уговаривала медсестра.
— И не подумаю! Пользы никакой, а от лишнего веса меня уже тошнит.
— Откуда вы знаете, что от них нет пользы, дорогая? Вы ведь не знаете, что было бы без них?
— Неужели не видно? — Миссис Бэбкок вытянула раздутую, всю в разноцветных синяках руку.
— Нужно подождать.
— Я уже сказала, что не возьму! — отрезала миссис Бэбкок, сама поражаясь своей дерзости.