Не трудней в июльскую жару
Дать, косить, чем где-то на юру,
Словно стих с досадной опечаткой,
Жизнь читать, «а глядь, все прах, умрем»…
Очень жалобно, почти украдкой,
Совесть неустанно о своем…
Если б мы не устремились, пожалуй,
И не знать мне горя моего:
Меры не было у жизни малой,
Чтобы ясно видеть, до чего
Я самим собой унижен… Давит
И эпоха…Почему же славит
Сердце… что?.. А кстати, «жизни путь»,
Образ то печальный, то веселый,
Защитить хотел бы я. Дух суть
И живот суть, сказано, глаголы…
Слово для поэта не глагол:
Если полюбилось, все в порядке…
Возвратимся к теме. Отошел
Я от умирания в упадке,
Но вокруг-то что? Мир целый дик,
И не голос у него, а крик.
Две во мне природы: очень кроткой
И неверной чувствую одну.
Падшей? Да, и все же не кокоткой —
Мученицей: ведь она в плену
У второй (и оттого привычка
Жить в оцепенении мечты).
А вторая — словно фребеличка
Педантичная, Одна лишь ты
Знаешь, как могу я быть бездушен,
Если только музыке послушен.
Слышен звук сухого тростника
По ветвям… Люблю я сбор оливы
Наблюдать еще издалека.
Вот доносит голосок крикливый,
Вот мелькнуло синее — платок,
Вот и лестницы. На них ветвями
Полускрытые фигуры. Сок
Темных ягод будет жерновами
Скоро в жир прозрачный превращен,
А пока летят со всех сторон
Наземь и в мешки или корзины,
Пальцы легкие едва задев,
Скользкие, овальные маслины,
Золото Италии. У дев
Упоительное увлеченье,
А ведь труд нелегкий. Голых ног
На ступеньках словно приглашенье
Снизу ими любоваться. Бог
Да хранит монаха от такого
Зрелища. И, хоть оно не ново
Для угрюмого поэта, он
Тоже неспокоен: в сердце старом
И не постаревшем вечный сон
Женской прелести. Моим кошмаром,
В общем, только и бывала страсть
Безымянная. Всегда хотелось
Знать одну лишь над собою власть,
Нежную, высокую. Но телом
Гибким, смуглым, хоть совсем чужим,
Я смущен и вот любуюсь им.
Я стою готическим собором
В жизни этой, вытянувшись к той.
Бесы и химеры жадным взором,
Свешиваясь со стены крутой,
В то, что соблазняет, что проходит,
Так впиваются, что стыдно мне,
И покой душа моя находит
Только с образом наедине,
С тем, который не изображенье,
Не фантазия: сопротивленье.
«И охота маяться в такой
По-монашески больной и жгучей
Верности, когда самим собой
Должен оставаться: неминучей,
Как судьба и смерть, подчинена
Власти кровь. Ее ты не изменишь…
С чем воюешь? Не твоя вина…
Жизнь одна, а ты ее не ценишь…
Все такие, каждый человек:
Не борись с собою, учит век.
Все законно, что в тебе возникло,
Делай все, к чему тебя влечет.
Будь свободен. Помни век Перикла.
Иудейски-христианский гнет
Ограничивающей морали
Надо устранить. Бери пример