Грейн. Когда она помогает мне подняться, она ухает так, словно я – мешок с картошкой, побыстрее свалить бы.
– Спасибо, Ли.
– На здоровье, – подмигивает она, уходя.
Я услышал их раньше, чем увидел, и они застали меня уже с улыбкой на лице, они пихались в дверях, толпа подростков, каждый норовил протиснуться первым, все такие же шумные и вечно переругивающиеся друг с другом, но нет, они больше не юнцы, какими я их запомнил.
Энгюсу, старшему, шестьдесят три, он почти совершенно лыс. Дункану шестьдесят один. Мне пятьдесят девять. Томми пятьдесят три, очаровашке Бобби – пятьдесят, а нашему крошке Джо – сорок шесть.
– Сюрприз! – орут они, одновременно просовывая головы в дверь.
Кто-то шикает из коридора, наверное Грейн, и они дружно поливают ругательствами того, кто посмел сделать им замечание, и захлопывают за собой дверь.
– Слыхали, у тебя выдался славный денек, – говорит Энгюс. – Вот мы и решили отпраздновать. – Он достает из кармана бутылку виски. – Знаю, тебе пить нельзя, но нам-то можно, так что помалкивай.
Они хохочут, и каждый ищет, где в тесной палате присесть или хотя бы прислониться.
– Кто вам сказал, что у меня был удачный день?
– Кэт. – Дункан произносит ее имя запросто, но остальные тревожно переглядываются.
– Вы знаете Кэт?
– Кто ж Кэт не знает, на хрен? А да, верно, ты до сегодняшнего дня о ней знать не знал. – Это сказал Томми, и его шуточка разрядила обстановку. Томми подставляет Бобби стул, и тот садится, хотя он младший, но Томми всегда заботился о нем, и старые привычки не меняются.
– Она сказала, ты вспомнил про штрафную банку, – говорит Бобби.
– Точно.
– Когда ты это вспомнил?
– А ты-то когда? – посмеивается Дункан над Бобби. – Ты-то занят был, червяков жрал.
Вновь вспыхивает смех, Бобби протестует:
– Да я один только раз, вы что!
Входит доктор Лофтус.
– Вечеринка? – шутливо спрашивает он с порога, а затем пристально смотрит на меня. В палате едва хватает места для всех, кто сюда набился. Жарко стало, а под его взглядом и того жарче.
– Расскажи-ка, Фергюс, – сказал Энгюс, наливая доктору Лофтусу виски. – Почему ты вдруг вспомнил про штрафную банку?
Я смотрю в окно, высоко на темно-синем небосводе виден пепельный лунный круг, и думаю о Сабрине. Ямочки на щеках Ли и ноздря Сабрины. Вот с чего началось.
– Луна, – говорю я.
– Вудистом заделался? – спрашивает Энгюс.
– А что, я в колдовство верю, – говорит Томми. – Я бы мог вам про это порассказать.
– И я верю, – кивает Дункан.
– Да, в этом что-то есть, – присоединяется к ним доктор Лофтус, потирая щетину на лице. – Интересный выдался день.