Наверное, это было уже много.
Ийлж вновь ничего не сказала, но лишь коснулась руки. Так и лежали.
До утра.
После Перелома время полетело быстрей. И порой Ийлэ с ужасом обнаруживала, что прошел еще день… или два…
…три.
Она перестала их считать, наверное, не только она, но весь дом замер в неловком ожидании, пока не представляя, чего конкретно стоит ждать.
Весны.
Грозы, первой, которая, быть может, уже зародилась в черной утробе моря. Во всяком случае, отец говорил, что грозы рождаются именно там, на юге, где у моря особенно скверный характер. Порой он рассказывал и о побережье, и о тучах, что тянули пряжу морского тумана, чернея день ото дня. И когда они насыщались, вода делалась светлой, прозрачной а тучи чернели.
Они медленно ползли по небу, добираясь до изломанной линии берега, и крылья ветряков останавливались, а корабли спешили укрыться в безопасной бухте.
Впрочем, отец утверждал, что в первые грозы подобных не оставалось.
Он скучал по морю, теперь это Ийлэ понимала отчетливо. Теперь она многое понимала отчетливо, иначе, чем прежде. И глядя на небо, еще зимнее, светлое, пыталась уловить то самое предчувствие грядущей грозы, которая подарит силу.
Райдо тоже ждал.
Он ничего не говорил и старательно притворялся, будто бы с ним все хорошо и даже замечательно, но ему не верили. От него пахло болезнью, и запах этот тревожил стаю, заставляя Гарма с удвоенной силой учить Ната. А Ната — учиться.
И он сам уже наскакивал на Гарма, пытаясь хоть на ком‑то согнать бессильную ярость.
Нира привыкла.
Она по — прежнему выбирала те комнаты, окна которых выходили во двор и смотрела, уже не бледнея, почти спокойно, и лишь яркие пятна на щеках выдавали волнение.
— С ним ничего страшного не случится, — ожидание выматывало Ийлэ, и она теперь сама искала беседы хоть с кем‑то.
— Я знаю.
— Его учат и…
Она и вправду знает.
И зачем говорить очевидное? Разве что затем, что Ийлэ не представляет, что еще сказать…
— Не понимаю…
— Чего?
— Почему он женился на мне?
Она повернулась к Ийлэ. Бледная. Изможденная. И тоже ждет? Но чего?
— Быть может, потому что любит?
И смотрит с нежностью, и прячется, зализывает раны, потому что не хочет, чтобы Нира видела его слабым, и зализав приходит.
Садится рядом.
Молчит.
Он просто смотрит и просто держит за руку, просто пытается прикоснуться, ловит взгляды, прося прощения, хотя, пожалуй, сам не понимает, в чем именно провинился. Нира прощает. И улыбается.
Оживает.
Говорит о чем‑то, тихо, так, что слышно только ему… нет, остальные могли бы услышать тоже, но понимают правильно, и принимают правила этой игры для двоих.