— Вам приказано было ожидать ответа? — обратился я к Четырехглазому.
— Я должен поступить по своему усмотрению. Мне приказано так: «Если господин пожелает написать, пусть напишет, а если пожелает приехать ко мне на судно, то пусть едет, и тогда мы выпьем с ним на славу, как и подобает. Если господин желает заглянуть в мою каюту, то пусть приедет к семи часам, а с закатом мы снимемся с якоря». Итак, как вашей милости будет угодно… А мое дело — передать это моему хозяину.
Для меня было ясно, что мне будет угрожать страшная опасность на яхте, но это было ничто в сравнении с тем, что ожидало бедного Мартина Холля, который уже покинул Париж и был теперь, быть может, уже во власти капитана Блэка и его ужасного экипажа.
— Я сейчас отвечу на это письмо, а вы пока не откажитесь выпить стаканчик виски, — и я пододвинул к нему графинчик.
— Старому моряку это занятие подходит, ваша милость! — и мой посетитель налил себе полный стакан. — Выпью за молодую барышню! — сказал он угрюмо и долго глядел в стакан, затем разом отхлебнул половину.
— А какая теперь погода на море? — спросил я неожиданно, глядя на него в упор через стол.
Он обвел стаканом круг и затем снова взгляд его остановился на Мэри.
Когда же он раскрыл рот для ответа, голос его звучал как-то странно мягко:
— Хороша ли погода, спрашиваете вы? Это, клянусь всеми святыми, зависит от многого…
— От чего же именно?
— Прежде всего от компании и от вашей жизни!
— От жизни? — переспросил я удивленно.
— Ну да, если вам не хочется расставаться с жизнью и если вы сколько-нибудь дорожите ею! — также невозмутимо пояснил ирландец.
Смысл его слов был совершенно ясен.
— Скажите же вашему господину, что я благодарю за честь, но сегодня приехать не могу, побываю у него в другой раз, а теперь у меня есть дела в Париже.
Посланец капитана Блэка продолжал смотреть на меня серьезно и строго, затем сказал отечески-наставительным тоном: «Если с вашего позволения, ваша милость, я могу дать вам совет, то будь я на вашем месте теперь в Париже, я бы тут и остался!» — И, поставив стакан на стол, он большими шагами направился к двери, у порога немного потеребил свою шапку, затем тут же нахлобучил ее на голову и, пробормотав: «Я был причетником в церкви Типперари», с общим кивком по нашему адресу поспешно вышел из комнаты.
Когда он удалился, все устремили на меня вопросительные взоры.
— Это один из приятелей Холля, шкипер с яхты «La France», на которой Холль уйдет сегодня в море, — пояснил я.
Родрик молча барабанил пальцами по столу, а Мэри, показалось мне, была как-то странно бледна.