Эмил смотрел на него, на балкон напротив и думал, что надо во что бы то ни стало вставить в радиограмму сигнал, говорящий о том, что рация провалена и работает под контролем врага. Удастся или нет? Здесь многое зависело от опытности немца-оператора, которому предстояло вести контроль за радиообменом… Балкон… Он притягивал взгляд. Всего несколько метров — и свобода.
Из глубины комнаты за Эмилом внимательно наблюдал Гешев. Лицо его было непроницаемым, сигарета вяло тлела в углу рта.
В 16.25 немец включил передатчик. Дал нагреться лампам, жестом показал Эмилу, чтобы тот взял наушники. Дезинформационные телеграммы лежали слева от ключа Морзе — на привычном для Эмила месте. Здесь же была и заляпанная чернильными кляксами школьная линеечка, ею он обычно отделял ряды в колонках.
— Ты готов, Попов? — спросил Гешев, не вынимая изо рта окурка.
— Да, — сказал Эмил.
— Когда начнешь, помни о своих девчонках.
— Пожалуйста, начинать! — сказал немец. — Мы имеем регулярный время.
Эмил положил пальцы на ключ. Теперь все решала скорость. В подписи следовало заменить одну букву на другую — лишний значок по азбуке Морзе. Это означало провал.
Он отстукивал точки — тире, а пот заливал глаза.
Соленые капли скатывались к губам. «Простите меня, Маруся и Белина…» Открытый текст: МКС вызывает ЛНТ. И еще раз: МКС вызывает ЛНТ… Пауза… Ответный сигнал: «Передавайте!»
Никогда еще Эмил не работал столь быстро. У немца, слушающего эфир, против воли округлились глаза. Он явно не ожидал такой скорости и не поспевал за Поповым. Первую телеграмму Эмил уложил в две минуты; заключил измененной подписью и сдернул наушники. Пальцы немца, вооруженные карандашом, забегали по блокноту. Центр отвечал, словно и не было сигнала. Попов подумал: «Не поняли? Что я наделал! Центр клюнул на радиоигру, и я — предатель».
Немец подписал последнюю строчку, глазами показал: «Наушники!»
Эмил взялся за ключ. Цифрогруппа… Пятая, седьмая… Двадцатая… Чуть медленнее, чем в первый раз, вновь отстукал искаженную подпись.
Оператор Центра выдал в эфир «квитанцию» — окончание приема и прекратил радиообмен. Карандаш в руках немца застыл, опустился на стол.
— Что случилось? — спросил Гешев.
— Конец, — сказал немец.
— Он что-нибудь сделал не так?
— По-моему, нет… Нет, все имело быть правильно.
Гешев повернулся к Эмилу.
— Счастлив твой бог! Завтра повторишь.
Эмил исподлобья посмотрел на балкон: два метра до свободы. Вытер пот со лба. Попросил сигарету. Гешев щелкнул портсигаром, дал прикурить. У него, судя по всему, было превосходное настроение.
— Неплохо начинаешь, Попов! Твоя жизнь в твоих руках. Ты хочешь жить?