В ответ послышались всхлипы. Мальчишка-боец заплакал навзрыд. Жалость к нему охватила Петра, но он не смог найти слов утешения и замкнулся в себе. Бывший шахтер тоже смолк и возвратился на место. В наступившей тишине были слышны только унылый вой ветра в щелях чердака и мерные шаги часового.
Шло время, об арестованных будто забыли. Короткий зимний день подошел к концу, в сарае сгустились сумерки. Вместе с ними все сильнее давали о себе знать холод, тысячами иголок терзавший измочаленное тело, и голод, мучительными спазмами отзывавшийся в пустом желудке. Спасаясь от них, Петр зарылся в сено и принялся жевать засохшие стебли.
Грохот засова на двери заставил его встрепенуться. Отбросив в сторону сено, он выглянул наружу. В дверном проеме, в блеклом лунном свете, прорезался силуэт часового. Сердце Петра екнуло, и пронзила леденящая душу догадка: «Конец».
— Шпионы, самострельщики и прочая шваль встать!!! — рявкнул часовой.
Арестованные поднялись с земли и, переминаясь с ноги на ногу, ждали, что последует дальше.
— Че, как не живые? Всем на середку! — подгонял часовой.
Петр первым шагнул вперед, рядом пристроился бывший шахтер, а за ним раненый боец. Они не решались поднять глаз и посмотреть за спину часового. За ним маячили двое.
«Вот ты и отвоевался. Как все глупо», — промелькнула убийственная мысль у Петра, и он от бессилия заскрипел зубами.
Об этом, вероятно, подумали и другие арестованные. У мальчишки-бойца окончательно сдали нервы, он рухнул на пол и взмолился:
— Дяденьки, пожалейте! Я не виноват. Я…
— А ну цыц, сопляк! Пулю на тебя жалко! — цыкнул на него часовой и позвал: — Раздатчик, заноси гадам баланду!
«Баланду?! Значит, еще не конец!» — встрепенулся Петр.
Он не слышал, что там бубнил часовой, как звякнули миски и ложки, брошенные на землю, непослушными руками взял кусок зачерствевшего ржаного хлеба и принялся торопливо глотать баланду. Она напоминала то ли жидкую кашу, то ли густой суп, но ему было не до того, голод заставил забыть обо всем. Последним кусочком хлебной корки он собрал остатки со дна и, чтобы на время обмануть сосущую боль в желудке, положил под язык. Бывший шахтер и мальчишка-боец не спешили и медленно цедили варево. Раздатчику надоело ждать.
— Все, дармоеды, хорош жрать! — прикрикнул он.
Ему поддакнул часовой:
— Добро только переводим, — и приказал: — Встать, гады! К стенке!
Петр опустил на землю миску с ложкой и отступил назад. Его примеру последовали остальные. Раздатчик сгреб посуду в вещмешок и двинулся к выходу, вслед за ним покинул сарай часовой. Перед тем как захлопнуть дверь, он с презрением бросил: