В город они въехали под вечер. Гиви, уверенно ориентируясь в лабиринте узких улочек старого города, подвез Калашвили к подъезду дома, где жили родственники — Гобелидзе. Его предложение поужинать в их кругу он и Имерлидзе вежливо отклонили. Сославшись на позднее время, они договорились собраться на следующий день.
Встречу Калашвили с родственниками нельзя было назвать радостной. Последние дни они жили на одних нервах. Мрачная перспектива быть выброшенными на улицу доводила Марго — жену брата — до истерики. Поэтому ужин для Калашвили стал пыткой. Все разговоры за столом начинались и заканчивались одним и тем же: как сохранить квартиру. С трудом дождавшись окончания ужина, он отправился спать.
Новый день не добавил Калашвили настроения. Убитый вид Кахи и молящий взгляд Марго навевали на него смертельную тоску и отбивали всякий аппетит. Торопливо проглотив хачапури и запив его крепким кофе, он, сославшись на срочные дела, отправился в город и возвратился обратно за несколько минут до времени, назначенного Гиви.
Тот был точен, ровно в час дня вместе с Имерлидзе подъехал к подъезду. Оба находились в хорошем расположении духа. На немой вопрос, читавшийся в глазах Калашвили, Имерлидзе ответил улыбкой и дал понять — проблема с квартирой Гобелидзе практически решена, остались лишь нюансы. Их он предложил обсудить за обедом. Калашвили воспрянул духом и, кажется, готов был отправиться не только в ресторан «Махараджа», кухню которого нахваливал Коладзе, а хоть к черту на кулички.
Ехать далеко не пришлось. Ресторан располагался в бывшей гостинице «Советская». В ней когда-то останавливались идеологически выдержанные члены партии, но не чуравшиеся проводить вечера в веселой компании невыдержанных комсомолок. И когда машина подъехала к гостинице, то Калашвили не сразу мог понять, где находится. Она начисто утратила свой советский облик.
С приходом Саакашвили к власти заря коммунизма, которая, по словам недавнего вождя Грузии, в прошлом члена Политбюро ЦК КПСС Шеварднадзе, вставала для грузин на севере — в Москве, безнадежно погасла. Теперь, но уже заря демократии, восходила для Грузии на западе — в Вашингтоне.
Саакашвили после шумного балагана под названием «революция роз», устроенного в парламенте, утвердившись во властном кресле, от слов перешел к делу. В приступе антироссийской ненависти он и другие «розовые революционеры», взращенные в питомниках ЦРУ и Госдепа США, с каким-то нечеловеческим остервенением уничтожали все советское, все русское. Даже великим Пушкину и Лермонтову, воспевшим Грузию в своих гениальных стихах, не нашлось места не только в Пантеоне славы, но и в литературе.