На второе намечалась разогретая каша, сходная по твердости с пшеничной крупой, к тому же частично сырой, недоваренной. Злости рыцаря не было предела, и он решил для себя приготовить отдельно. Благо, что еще один жбан отыскался. Налил туда бульона из супа, мелко накрошил мяса, выловленного из общего котла. После чего выбрал немного каши и стал ее добавлять в кипящее варево, стараясь не сильно загустить.
Напоследок потребовал показать все запасы провианта. Нашлись сливки, деревянный хлеб, такой же окаменелости творог, десяток яиц и некое подобие льняного масла. Хотя в последнем явственно чувствовался привкус лесных орехов. Соль имелась. Перца и всего, что относится к длинному списку специй, не существовало.
Тем не менее все, в том числе и пяток яиц, сброшенное поочередно в кастрюлю и томившееся там лишних пятнадцать минут, превратилось во вполне желанное для организма яство. И потребовалась масса зверских усилий, чтобы удержаться от немедленного поглощения получившейся клейкой массы с вкраплениями мяса. Из-за ран во рту горячая еда могла стать причиной воспалений, язв или еще чего похуже.
Получилось, что Петри с Ольгердом уже давно поели, хозяева дома насытились, а господин рыцарь только-только приступил к медленно остывающей трапезе. А чтобы на него не пялились, как бараны на новые ворота, решил совместить приятное с полезным и получить интересующую его информацию. Подхватил глиняный жбан со своей стряпней и отправился в свою комнату. Оруженосцев тоже позвал, заставил плотно прикрыть дверь и, усадив на кровать, начал с вопроса:
— С чего это вы на меня так странно смотрите?
— Слишком ты изменился, Грин, — ответил Ольгерд, осторожно подбирая слова. — Черного власнеча убил, старосту с кметом как детей заломал и троих одоспешенных татей играючи убил…
— Так надо! — подняв указательный палец, веско заявил Василий.
— И… кашу самому стряпать? — поразился Петри.
— А я смогу есть что-то другое? — пришлось прошамкать в ответ.
— Ну… мог бы бабам объяснить, чего хочешь.
— Легче самому, чем столько говорить. — Он проглотил с блаженством очередную ложку и ею же угрожающе помахал парням. — Никому ни слова о моих странностях! Я был вынужден так себя вести…
— Для чего? — вырвалось сразу у обоих.
— Еще не время вам это знать! — Шамкая и шепелявя, грозно не скажешь, но все-таки получилось впечатлить, добавить нужные обертоны. — Потом расскажу. А сейчас давайте разберем, что с нами утром случилось, и выявим наши главные ошибки. Петри, давай рассказывай все с момента нашей побудки.
— Все-все? — засомневался тот.