Дениса винить не в чем: все, что можно, тот сделал, и даже больше. Если разобраться и не принимать все предположения за фантазии, виноват сам Чужинов. Ведь именно он убил ту тварь, из-за которой вторая все не может успокоиться и мечется, мечется, пытаясь до него добраться, чтобы отомстить. Будь все по-другому, скорей всего успокоилась бы и пошла искать новые жертвы. Хотя не исключено, что все это – череда случайностей и нет никакой мстящей твари, а есть только их больное воображение. Но, как бы там ни было, Роман Крапивин погиб, Семен Поликарпов погиб, Рустам Джиоев погиб, с Егором… мало надежды на то, что он выживет. И Чужинов едва сдержался от того, чтобы со всего размаха не ударить кулаком в соседнюю с искалеченной Денисом дверцу шкафчика.
Глеб, сжав кулаки до побелевших костяшек, стоял неподвижно, и на щеках его играли желваки. Стоял и смотрел вниз, в темную глубину провала, на дне которого бушевал поток. Туда, где исчезло тело Дениса Войтова. Стоял, застыв как изваяние, не обращая внимания на полный отчаяния и безнадеги голос Киреева:
– Глеб, уходим! Чужак, сваливаем! Чужак! Чужа-а-ак!
Войтов выполнил свое обещание, покончив с тварью, пусть и не зубами, как грозился. Вот она лежит – с виду типичный облудок светло-палевого окраса, с серыми пятнами. Морда в шрамах, что тоже обычно: мир тварей никогда не берет, и грызутся между собой они постоянно. На теле множество пулевых отметин, в одном месте их даже целая россыпь – кто-то всадил ей в бок далеко не самую короткую очередь. И в этом тоже нет ничего необычного при бешеной регенерации. Случалось Чужинову и похлеще видеть: когда кожа твари представляла собой один сплошной шрам – целого клочка размером с ладонь не отыщешь. И все же эта особенная: именно из-за нее погибли и Роман, и Семен, и Рустам, а теперь вот и Денис. Что ею двигало? Месть? Что-то еще?
– Мразь! Погань! Паскуда! – Глеб снова и снова ожесточенно вонзал носок обуви ей в бок: столько людей из-за нее погибло, и каких людей! Из-за нее они потеряли все, за чем отправились в такие места, куда люди в здравом уме и под страхом смертной казни не отправятся. – Пошли, Прокоп, – наконец устало произнес он и, не удержавшись, напоследок еще раз приложился ногой.
Загнавшие их в здание вокзала твари начали дохнуть уже на третий день. Такой удачи не ожидал никто, все приготовились к долгой осаде. Особенно после того, как убедились – выбраться из помещения можно только через входную дверь.
– Одна надежда, что зима, – еще в первый день высказался Прокоп. – Летом они бы нас надолго здесь заперли. До самого конца. А так есть надежда.