Баргут дал себе слово разорить улус. Он торопился. Работа на заимке скоро кончится, придется переехать обратно в село, а оттуда набега не сделаешь. Савостьян строго запретил заниматься тем, к чему сам приучил Ваську.
— Нам с тобой и так грехов не замолить, — говорил он, вздыхая.
В тот вечер Баргут спать лег рано. Часа за полтора до рассвета он поднялся и, взвалив на спину седло с потником, вышел из зимовья. Было холодно, темно. За буграми позванивал шаркунцами жеребчик. Васька нашел его, заседлал, проезжая мимо зимовья, бросил на крыльцо шаркунцы и поскакал к улусу. Жеребчик бежал торопливой рысью, то и дело сбиваясь на галоп. Васька натягивал поводья и колотил его пятками по бокам. До улуса оставалось около версты. Баргут перевел лошадь на шаг и прислушался. Посвистывали ночные птицы, ухала где-то сова, и все, больше ни звука. Вдруг жеребчик вскинул голову и заржал. Баргут дернул рукой повод, ударил жеребчика рукояткой плети. Он заплясал на месте, захрапел. Из темноты донеслось ответное ржание. Баргут проехал еще немного и увидел смутные очертания юрт и немного в стороне — четырех лошадей. Баргут спешился, подошел к ним, выбрал самую высокую лошадь, накинул ей на шею недоуздок.
Вдруг залаяла собака, ей откликнулась другая, и со всех концов улуса понеслось разноголосое, злое гавканье. Почти в то же время застучали по земле копыта. Васька прислушался. Кто-то быстро скакал то ли сюда, то ли по улусу. Нет, сюда. Кого это черти несут? Баргут вскочил на жеребчика. Стук копыт был почти рядом.
— Эгей, кто там?
Васька не ответил. Склонился к гриве и дернул повод, жеребчик шагом пошел прочь от улуса. Баргут надеялся, что в темноте его не заметят. Хитрость не удалась. Сзади кто-то скакал, нагоняя. Баргут выпрямился, ударил жеребчика. В ушах засвистел ветер.
— Стой!
Трах — и пуля с визгом пронеслась над головой Васьки.
— Стой, убивать буду!
Но Васька нахлестывал своего жеребчика по обоим бокам, и тот летел, едва касаясь копытами земли.
Опять выстрел, и опять взвизгнула пуля где-то над головой. Преследователь не отставал. А жеребчик стал сдавать. Сколько ни бил его Васька плетью, он бежал все медленнее и медленнее. Преследователь приближался. Ваське стало страшно. Конец! Еще немного — и пуля настигнет его. Может быть, вот сейчас, в эту секунду, тот готовится спустить курок. По спине пробежали мурашки. Васька повесил поводья на луку седла, закрыл глаза. Скакал так минуты две. Выстрела не было. Он оглянулся, увидел темнеющие в стороне, у реки, кусты тальника и повернул лошадь к ним. С ходу он врезался в кустарник, ветки больно хлестали по лицу, царапали. Но дальше открылась узенькая прогалина, жеребчик выскочил на нее. Васька снова оглянулся. Преследователя за кустами не было видно. Резко дернул повод, круто повернул лошадь и по узенькой, еле приметной тропинке поскакал обратно к улусу. Вскоре остановил жеребчика, прислушался. Тихо. Только речка шумит на перекатах. Преследователь, должно, поскакал в сторону деревни. «Дуй, дурак, сколь есть мочи, авось догонишь», — усмехнулся Баргут. Он решил никуда не двигаться, стоять на месте и слушать. При первых тревожных звуках можно улизнуть.