Виктор Николаевич, открыв амбары, не ушел домой. Он помогал нагребать зерно в мешки, грузил их на подводы.
— Молодец, антилигент! — похвалил его Клим.
— Стараюсь… В городе натерпелся голода, как тут не помочь, — ответил Виктор Николаевич и начал насвистывать…
Перед вечером к дому Федота Андроныча подвернули легкие дрожки. Федот Андроныч, выглянув в окно, негромко выругался:
— Выбрал время в гости приехать!
— Кто там? — спросил Виктор Николаевич.
— Еши Дылыков и этот… Доржитаров. Иди проводи от собак.
Доржитаров поздоровался с Виктором Николаевичем за руку, тихо сказал:
— Я вам привез привет от Родовича. Привет и сто рублей денег.
— Денег он мог бы послать и больше. А вы идите к своему приятелю, — Виктор Николаевич бесцеремонно подтолкнул Еши Дылыкова, — нам поговорить нужно.
Кряхтя и отдуваясь, Еши поднялся на крыльцо. Виктор Николаевич проводил его взглядом, повернулся к Доржитарову.
— Я вас слушаю…
— Вы могли бы и не отсылать абагая. Вам с ним придется держать постоянную связь. Не знаю, как вы, но я считаю, наши усилия нужно объединить.
— А что у вас, собственно, есть?
— Есть люди, есть оружие… А у вас?
— То же самое, — буркнул Виктор Николаевич. — Пошли в дом. Рассказывать я вам ничего не буду. Соберем надежных мужиков, послушаете, все станет ясно.
Он почти сразу же отправил Федота Андроныча за мужиками. Через час в горнице собрались Савостьян, уставщик Лука Осипович, три мужика с верхней улицы, Захар Кравцов… И сразу же закипел разговор о реквизиции хлеба. Савостьян стыдил Захара:
— Докатился… По чужим амбарам шастаешь. Тьфу! Глаза-то обморозил, аль как?
Захар угрюмо отбивался:
— Не по своей воле я был-то. Гужевая повинность… Это понимать надо…
— Не винти хвостом. Каторжнику в глаза заглядывал, ждал, что и тебе перепадет из награбленного.
— Отвяжись, Савостьян, ну тебя к черту. Прямо как баба: тебе — стрижено, а ты поперек — брито! Совет какая ни есть — власть. Должен я ей подчиняться? Думал я…
— Индюк думал да в суп попал, — вставил Федот.
— Вы что на меня окрысились? — сдерживая гнев, спросил Захар. — Вы Климу это скажите, учителю.
Виктор Николаевич сидел рядом с Доржитаровым. Оба курили и молча слушали.
— Скоро твоему учителю каюк будет. И Климке тоже… Хватит, помотали душу! — неистовствовал Савостьян. — В гроб сойду, не прощу им сегодняшнего! И ты, Захар, не юли возле них. К нам прислоняйся.
— Куда это еще к вам?
— К тем, кто хочет взять за гортань Советы! — зло выкрикнул Савостьян, растопырил и сжал крючковатые пальцы, словно сдавливая кому-то горло.
— Перекрестись, Савостьян! Зачем я полезу в эту кашу, мне жить пока не надоело. Да и не мешают они мне, Советы-то. Мое дело телячье: насосался — и в стайку. Вы можете так и сяк, а я — никак.