Когда подводная лодка подвергается бомбовому преследованию противника, люди не видят падающих бомб, от которых они могли бы уклониться, ориентируясь и приноравливаясь к местности, как это бывает на сухопутном фронте. Под водой бомбежка переживается значительно острее, ибо достаточно небольшой пробоины в корпусе, и корабль при проявлении малейшей растерянности и замешательства может погибнуть.
— Бомбят, сволочи, по курсу, на котором нас обнаружили. Хорошо, что хоть мы во-время отвернули, — говорит Щекин.
— Проворонили нас, спохватились, да поздновато, — отозвался Смычков со свойственным ему юмором, потирая от удовольствия руки. Эго его обычный жест, когда хитроумной комбинацией за шахматной доской, или в ожесточенном споре ему удается победить «противника».
— Да, проворонили, — соглашаюсь я.
— Сейчас мы их будем водить за нос…
Смычков еще громче рассмеялся. Улыбнулись и другие, находившиеся в центральном посту.
Бомбежки больше не было. Уйдя на глубину, мы снова легли на нужный нам курс и через полчаса уже продолжали наш внезапно прерванный обед. Настроение у всех было веселое, приподнятое. В четвертом отсеке, где питалась вся команда, стоял непрерывный хохот. В центре внимания матросов были два друга — сверстники и однокашники по службе — Морозов и Тюренков. Оба с различными характерами и наклонностями, но обладающие своеобразным, только им присущим юмором.
Мнения сходились на том, что за сегодняшним обедом был бесподобен Тюренков. Всегда молчаливый, он сейчас в разговор товарищей вставлял короткие, лаконичные и очень остроумные реплики. Впервые за всю свою службу на корабле он рассказывал смешные истории. Как говорили матросы, — «крепко развернулся, браток!» Его ближайший друг Морозов покатывался со смеху, а в конце концов с серьезным, невозмутимым видом глубоко залез рукой в карман своих старых рабочих брюк и, пошарив там, с торжественным видом поднял кверху латунный потертый пятак, обдул его и, осторожно поддерживая двумя пальцами, опустил монету в нагрудный, всегда чем-то забитый карман рабочего костюма Тюренкова. Хохот, смолкнувший пока все следили за проделками Морозова, разразился с новой силой, когда тот завершил свой удар по «противнику» краткой, но выразительной фразой «За остро-у-у-мие…» и с видом победителя, сделавшего удачный ход, как ни в чем не бывало сел на свое место.
Тюренков не сразу нашелся с ответом и, несколько растерянный, смотрел с добродушной улыбкой. Этот первый поединок перешел во всеобщую перепалку: каждый пытался переговорить другого, по-разному оценивая действия противников.