Ночь не принесла ничего нового. Первая половина дня и обеденное время прошли так же безрезультатно, как это было вчера, позавчера и все предыдущие дни. Даже обед проходил в томительной тишине.
— Когда нас будут вызывать с позиции? — спросил меня Смычков.
— Завтра. А что?
— Нужна большая работа с линией вала.
— Это известно, но, возможно, нам придется задержаться здесь еще суток двое.
— Двое суток потерпим как-нибудь. Был бы от этого прок, — сказал Смычков.
— Как вы думаете, будет от этого прок? — в шутку спросил я торпедиста Матяжа, который, сидя на комингсе переборки первого отсека, внимательно слушал разговор.
— Будет прок! А как же иначе? — быстро ответил Матяж, весело улыбаясь.
— Слышите? — не удержавшись от смеха, проговорил Смычков. Офицеры засмеялись. Всем понравился непринужденный утвердительный тон Матяжа. Я подумал: — «Люди верят в успех, ждут его, хотя бы для этого пришлось остаться на позиции двое-трое суток и перенести большие трудности, лишения. Это уже хорошо».
После обеда я прошел в спальный отсек, лег на диван и, перелистывая томик Пушкина, незаметно для себя задремал. Внезапно проснулся, поднялся с дивана, подошел к двери, ведущей в рубку, и открыл ее.
— Как дела? — спросил Лебедева, который сидел в напряженной позе. Широко раскрытые глаза его неподвижно смотрели в какую-то точку, будто увидел что-то такое, чего никто кроме него не мог заметить. Затаив дыхание, следили мы со Щекиным за его движениями, боясь помешать, и терпеливо ждали, что он скажет. Лебедев, казалось, не слышал вопроса, но через несколько секунд вдруг резким движением сбросил наушники и сдержанным, но взволнованным голосом проговорил:
— Товарищ командир, слева на курсовом появился какой-то слабый, едва уловимый шум, — и тут же поспешно надел наушники.
Едва сдерживая радость, мгновенно охватившую меня, не зная еще, что это за шум, я громко отдавал приказания.
— Аппараты к выстрелу приготовить! Боцман, всплывать под перископ!
В центральном посту началось то деловое сосредоточение, которое всегда предшествует атаке. Мне казалось, что лодка всплывает очень медленно. Наконец нажал кнопку, и стальной ствол перископа с шумом пошел вверх. Нижняя головка перископа поравнялась с моим лицом, быстро откинув рукоятки, я развернул аппарат в направлении обнаруженного шума. Не было еще пятнадцати часов, а сумерки уже сгущались, и пришлось потерять несколько секунд, пока глаза, привыкнув к темноте, смогли разглядеть темные контуры двух транспортов. Они, едва проектируясь на свинцовосером небосклоне, медленно шли вправо. Вблизи них были чуть приметные точки — корабли охранения. Я дал отсчеты азимута вниз, и быстро рассчитал курс.