В ту ночь, когда вы оставили позицию, противник бросил туда корабли. Они всю ночь бомбили район, вы во-время ушли оттуда. Мне остается поздравить вас с успехом! — закончил командующий и протянул мне руку.
Я крепко пожал ему руку и, сложив карты, собрался уходить, вдруг совершенно неожиданно командующий спросил меня, веду ли я записи. Я почему-то смутился и не сразу нашелся, что ответить. Сказал, что нет, хотя кое-какие записи периодически делал.
Спросив разрешения, я вышел из кабинета и на несколько минут задержался в приемной, ожидая командира соединения, он еще оставался у командующего. Глядя в окно на свинцовосерую поверхность гавани, я думал о том, что и впредь буду отдаваться всей душой делу, о котором мечтал еще с детства и которое в дни войны стало единственной целью всей моей жизни. Благородный риск, опасность и борьба со всевозможными трудностями, неизбежные при этом лишения и невзгоды — ничто не страшило меня. Ведь решалась судьба моей Родины, судьба всего человечества. Решалась судьба страны, являющейся маяком и надеждой трудящихся всего мира, страны, которая в этой тяжелой и кровопролитной войне несла освобождение миллионам угнетенных и порабощенных людей.
Я мысленно оглянулся на свой жизненный путь и понял, что не зря положил столько труда на то, чтобы стать моряком-подводником.
В моей памяти с удивительной ясностью всплыли картины далекого детства и юности. Увлекательные рассказы отца о гражданской войне. Книги, которые впервые заронили в мое сердце любовь к морю. Пионерские сборы, горячие споры с друзьями о том, кем лучше быть, и моя твердая решимость после окончания школы поступить в военно-морское училище.
Помню, мой отец с этим не соглашался. Он был музыкант и хотел, чтобы я тоже стал музыкантом или архитектором, потому что я долгое время увлекался рисованием. Но к музыке я не имел решительно никакого призвания.
Родители купили мне скрипку и наняли учителя музыки. Не раз по вечерам меня отрывали от ребят, играющих на улице в сыщики-разбойники, и заставляли заниматься музыкой.
Музыку я любил слушать, но профессиональным музыкантом стать Не собирался, и поэтому вскоре уроки музыки прекратились.
Отец умер, когда мне было 16 лет, и все заботы о нашей большой семье пали на мои плечи, как самого старшего из сыновей.
Чтобы мои младшие братья могли учиться в школе, мне пришлось пойти работать и одновременно учиться без отрыва от производства.
Осенью 1929 года меня зачислили в школу ФЗУ при Молотовском паровозоремонтном заводе по кузнечной специальности.
Живо сохранился в памяти первый день занятий в учебных мастерских. Чисто прибранный светлый и просторный цех, преподаватели, инструктора и выстроившиеся по линейке ученики; незнакомые нам люди приветливо встретили нас — новое поколение производственников.