Лазарев впервые спустился в подземный мир города и был мигом поражен размахом местной атмосферы. Если в Петербурге в час пик на некоторых ветках яблоку упасть негде, то здесь его и кинуть-то неоткуда. Люди (и не только) были везде, где их только можно увидеть. Они двигались единой серо-черной массой, напрочь игнорируя убранство терминала и платформы.
– Один билет, пожалуйста. – Лазарь с трудом пропихнулся к кассе и протянул монетку в десять персе.
В метрополитене Атлантиса имелась своя, очень неудобная система. Никаких жетонов, карточек или единых проездных. Каждый день необходимо покупать билет, действующий в течение двадцати четырех часов. Он позволял кататься в любых направлениях по дюжине местных веток. Мальчику требовалось сперва проехаться по фиолетовой, потом сесть на оранжевую, сделать кольцо у делового района и пересесть на лиловую, конечной которой и являлся Центральный парк.
На словах просто, а вот на деле…
Платформы на каждой станции были однотипные. Широкое свободное пространство, заполненное пассажирами. Ни колонн, ни статуй, ни мрамора, ни фресок или прочих украшений, к коим так привык паренек. Здесь стены были отделаны кафельной плиткой. Пол разрисован разнообразными линиями, подсказывающими жителю, в каком направлении ему двигаться к необходимому переходу на другую ветку.
В самих же переходах никто не играл, ничем не торговали. В общем, было на удивление скучно. Порой встречались оэмэровцы, но их мальчик старательно избегал. Сам же вагон особо от земного не отличался. Жесткие, неудобные сиденья, набитые поролоном и обшитые кожзаменителем. Железные стойки со свисающими с них лямками. На стенах поездов, чьи ветки имели конечные станции в бедных районах, красовались надписи и рисунки. Они чем-то напоминали привычное граффити.
Лишь один раз мальчик оказался не просто потрясен, а даже восхищен. Он даже пожалел, что не может и дальше двигаться по столь причудливой ветке. Где-то на середине пути, когда оранжевая перешла в кольцо, поезд вырвался из темного плена подземелий. Теперь состав двигался не просто над землей, а на уровне одиннадцатого-тринадцатого этажа.
На поворотах Лазарев мог увидеть, как в небоскребах люди снуют по офисам или сидят в ресторанах и кафе. На земле же люди и вовсе казались размазанными, мелькающими, словно мухи, точками. Но самым удивительным оказалось совсем иное.
Где-то на очередном вираже, который напрочь проигнорировали другие пассажиры, к окну поезда подлетел пилот глайдера. Так близко летающие аппараты мальчик еще не видел.