Он больно стиснул мои волосы, вызывая вскрик, и тут же втолкнул язык в мой рот, заявляя права на территорию. Римман целовал меня так, словно совершенно перестал себя сдерживать. Он хрипел и стонал в мой рот, бесстыдно атакуя, облизывая и выпивая, прорываясь так глубоко, как только это возможно. При этом он продолжал двигать моими бедрами, вынуждая тереться обнаженным и открытым лоном о его пульсирующую под джинсами плоть. Это было и больно и восхитительно одновременно. Я ненавидела его и себя за то, что уже сама, подхватив ритм, толкалась, ощущая, как накатывает уже знакомое сумасшествие. Мои руки сами собой стали скользить по его твердой груди, периодически впиваясь ногтями. На мои прикосновения Рим ответил еще более агрессивными атаками языка и ускорением сводящего с ума движения внизу. Его тело неожиданно стало подо мной жестким, как кость, он выгнулся и, оторвавшись от моего рта, гортанно закричал в потолок, содрогаясь, и обмяк, тяжело дыша. Моё тело все вибрировало и тряслось, находясь лишь в крошечном шаге от неизбежного взрыва. Но Римман вдруг резко оттолкнул меня, лишая контакта.
— Ты не заслужила этого, — холодно сказал он и резко поднялся из воды.
— Ч. что? — я не могла понять, почему он остановился.
— Удовольствие нужно еще заслужить, Ники, — меня обожгло его презрительной улыбкой. — А ты сегодня была дрянной девочкой, принцесса.
И Римман шагнул из ванной и ушёл, оставив меня скрученной голодной болью в низу живота и совершенно растерянной.
Моё оцепенение длилось пару минут, а потом пришла белая ярость в чистом виде. Я вскочила и понеслась за ним следом. Римман стоял на кухне в мокрых джинсах, с которых уже натекли лужицы с телефоном у уха.
— … Да… отбой… — говорил он кому-то. — Да, нашлась… Скажи ребятам, пусть отдыхают.
— Ты не посмеешь оставить меня вот как! — закричала, замирая в дверях кухни.
Римман обернулся и поднял одну бровь. Нажав отбой, он швырнул телефон на диван.
— Вот как? И почему же?
— Ты не смеешь так со мной поступать! — я до боли сжала кулаки.
Римман наклонил голову на бок и прошёлся тяжелым взглядом по моему мокрому телу сверху вниз и обратно. От этого мне стало жарко, и в легких явно исчез весь воздух, вызывая звон в голове.
— Я могу поступать с тобой, как посчитаю нужным, принцесса!
— Не называй меня так! — я чувствовала, что вот-вот сорвусь в истерику.
Римман быстро сделал несколько шагов и оказался так близко, что мои твердые соски коснулись его мускулистой груди. И от этого едва заметного контакта я не смогла сдержать стона.
— Я буду называть тебя, как захочу, и делать с тобой, что захочу, принцесса Ники. И тебе придется с этим жить! — прошипел он мне в лицо.