– Люблю… Я очень тебя люблю. Безумно люблю. Тебя не было. Я испугался… Прости.
Стэнтон сбросил рюкзак.
Бернадетт немного смягчилась:
– Я просто не хотела тебя будить. Я ворочалась, накурилась до одури, а тебе надо спать, чтобы поправиться. Я решила купить горячего хлеба и угостить тебя, когда ты проснешься. Ничего нет вкуснее свежеиспеченного хлеба, правда? Давай выпьем кофе с горячей булкой, а потом прогуляемся и устроим себе поздний завтрак, а еще лучше ранний обед.
Стэнтон заулыбался. Облегчение прорвало плотину. Берни не потеряна.
Она с ним.
Но он едва не лишился ее. Соберись он чуть быстрее, вернись она чуть позже, и они бы никогда не увиделись.
– Съедим по кусочку прямо сейчас? – лукаво улыбнулась Бернадетт. – Или сперва запрыгнем в постель? За полчаса хлеб еще не совсем остынет.
– Я голосую за постель, – сказал Стэнтон.
Бернадетт начала расстегивать жакет.
– Глупый мальчик. – Она сняла жакет. – Решил, его бросили, когда я всего лишь выскочила купить ему горячего хлеба.
Наверное, сыграло повторенное слово «купить».
Наверное, из-за него Стэнтон вспомнил.
Кошелек Бернадетт лежал на столе. Стэнтон еще принял его за свой бумажник.
Бернадетт расстегнула блузку. Под шелковой комбинацией угадывались груди, не закрепощенные корсетом. Хотелось взять их в руки. Хотелось поцеловать ее. Он ее любил. Он ее хотел.
Но кошелек лежал на столе.
– На что ты купила хлеб, Берни?
– Ммм? – Скинув блузку, Бернадетт расстегивала кожаный пояс модно короткой юбки, которая была выше лодыжек и открывала предмет ее гордости – высокие ботинки на кнопках.
– Твой кошелек на столе. Ты вышла без денег. Интересно, на что ты купила хлеб?
Бернадетт приостановилась:
– В кармане была какая-то мелочь. Мы ложимся или будем обсуждать покупки?
Стэнтон тотчас понял, что она лжет. Эта ложь разбила ему сердце.
– Ты помнишь нашу встречу в поезде? – спросил он. – За обед попросим раздельный счет, сказала ты.
Помнит она? Он-то помнил каждое слово, каждую секунду той бесценной встречи.
– К чему ты клонишь, Хью?
– Ты сказала, я могу оставить чаевые, если мне угодно. Ты, мол, никогда не носишь монеты в кармане. «Они растягивают ткань и портят силуэт».
Бернадетт приоткрыла рот, показав прелестные, слегка неровные зубы, которые он так любил.
– Батон тебе дали в полиции? Для оправдания отлучки, если я проснусь до твоего возвращения?
Если еще оставались какие-то сомнения, их развеяла растерянность, промелькнувшая в лице Бернадетт. Сильная женщина, она исполняла роль живца и угодила в сложное, мягко говоря, положение. Ее уличили во лжи, и теперь она просчитывала варианты. Хью это понял по тому, как чуть сузились ее прекрасные зеленые глаза.