Бернадетт, конечно, пришла бы в восторг.
Частая незваная гостья памяти.
Стэнтон по ней ужасно скучал. Он не винил ее в предательстве. У нее просто не было выбора. Разве могла она поверить в его историю? А он-то хорош, зачем рассказал? Конечно, выпивка и любовь затуманят чей хочешь рассудок, но все равно, нельзя быть таким дураком. Никто бы на свете ему не поверил.
Правда, теперь такой человек появился. Еще одна женщина.
Полиция считает ее не вполне адекватной, она, возможно, член какой-то странной секты, писали газеты, не объясняя причин этих выводов. По крохам информации стало ясно, что женщина выжила, но состояние ее крайне тяжелое.
Очень скоро эта история и вовсе исчезла с газетных страниц.
Последний раз она поминалась в «Берлинер тагеблатт». Стэнтон выписал фамилию репортера и спросил у библиотекарши адрес редакции.
– Я могу назвать адрес, но там никого нет, – пробурчала та. – Полиция закрыла газету.
Говорила она отрывисто и нехотя. Что ж, понятно. По словам Бернадетт, газета была единственным крупным изданием либерального толка, у которого имелись хоть какие-то принципы. И теперь пала жертвой военной чистки. Библиотекарша выглядела классической «новой женщиной»: волосы стянуты в пучок, очки в черепаховой оправе, опрятная блузка и галстук. Ясное дело, суфражистка и наверняка поклонница «Тагеблатт». А Стэнтон в его нынешнем облике выглядел реакционным милитаристом.
– Жаль, – сказал он. – Я очень хочу поговорить с одним журналистом. Где у вас телефонные справочники?
Библиотекарша небрежно кивнула на столик со справочниками. В те дни библиотеки были хранилищем не только книг, но и всевозможной городской информации.
Стэнтон открыл справочник на букве «Ф» и отыскал Антона Фидлера, автора газетной заметки. Он надеялся, что успешному репортеру хватает денег на оплату телефона. Ему повезло. Герр Фидлер ответил на звонок и охотно сообщил свой адрес. Журналист обитал в Веддинге – районе, ассоциировавшимся с рабочим классом и радикальными политиками. Поблагодарив библиотекаршу, Стэнтон поймал извозчика.
Он не объяснил, зачем ему понадобилась подстреленная женщина, но Фидлер и не спрашивал. Безработный журналист пополнил многотысячную армию жертв безудержно жестоких репрессий, что прокатились в отместку за убийство кайзера. В обмен на информацию он хотел денег, и Стэнтон дал понять, что готов заплатить.
– История чертовски интересная, – сказал Фидлер, позволив пригласить его в местный бар и угостить выпивкой. – Но легавые не дали бы ее напечатать, даже еще когда нас не закрыли. Чего на них нашло? Просто безумие. Для них революционер всякий, кто не прусский генерал. «Тагеблатт» радикальна, как сосиски с картофелем, а они ведут себя так, словно вместо передовицы мы печатали «Коммунистический манифест».