— Что случилось? — Кричит по-немецки греческий принц Георгий, выскочивший из своей коляски, следовавшей второй.
— Нападение на Его Императорское Высочество! — Отвечает ему Владимир, также на немецком языке.
— Он… он хотел меня зарубить, — тихо произносит сильно побледневший Николай, также переходя на немецкий язык и кивая на практически обезглавленный труп.
В этот момент подбегает японский полицейский, ближайший в линии оцепления. Владимир мягким, плавным движением закрывает своим телом возможную линию атаки, отгораживая его от Цесаревича, и перехватив револьвер двумя руками, направляя его на полицейского.
Тот отшатывается и отступает на несколько шагов.
Вид Владимира ну очень грозный и решительный. Настолько, что никто из полицейских даже не пытается приблизиться, отчетливо понимая — пристрелит без сожаления и сомнения. Холодный, жесткий взгляд выглядит подавляюще. Перед ним нет живых людей. Только мишени. Некоторые из них вооружены. Впрочем, весьма адекватно отреагировал и греческий принц. Быстро сориентировавшийся в обстановке, он подхватил саблю поверженного полицейского, и занял позицию с другой стороны от Николая с ней наизготовку. Этакая круговая оборона.
Впрочем, такая ситуация продолжается очень недолго. Уже через пару минут прибежал японский чиновник, сопровождавший делегацию, и помог разрешить ситуацию. Владимира, само собой сразу после этого оттеснила свита, резко раскудахтавшаяся. Ну и так далее. Однако…
— Оставьте нас, — произнес Николай, когда к нему в номер вечером того же дня, пригласили лейтенанта Ульянова. — Владимир Ильич, я благодарен вам за спасение. Признаться, я не ожидал, что кто-то посмеет поднять руку на гостя….
— Это мой долг, Ваше Императорское Высочеств, — коротко кивнул Владимир. Спокойный, уверенный, твердый взгляд. Никакого заискивания. Настолько, что Цесаревич внутренне хмыкнул. Подобное так разительно отличалось от той атмосферы, которую создает ему свита.
— Владимир Ильич, а как так оказалось, что вы были не в свите?
— Натуральная мистика, Ваше Императорское Высочество. Мне даже как-то неловко.
— Бросьте, — махнул он рукой. — Если эта мистика спасла мне жизнь, то, что же в ней плохого? Мне ужасно любопытно. Никто в делегации ничего внятного сказать по этому поводу не смог. Мне даже показалось, что они не меньше меня удивлены.
— Все так, — улыбнулся Ульянов. — Что же до мистики, то у меня был сон, в котором я в детальных подробностях видел это покушение. Все было настолько реалистично, что мне стало не по себе. Но что же делать? Мне бы никто не поверил. Еще и на смех бы подняли. Вот я и решил воспользоваться обстановкой. Остаться в местечке было несложно. Я просто опоздал на пароход, задержавшись в одной лавке. Поэтому японец, приставленный ко мне, охотно согласился на предложение погулять по городу. А потом, идя вдоль будущего маршрута движения делегации, я увидел его…