Время — три часа ночи; я режу негативы на полоски по три штуки, помещаю их один за другим в проектор, добиваюсь четкости, затем распечатываю снимки. Четыре секунды на отпечаток.
На каждом фото запечатлен какой-то момент злополучного дня, и все-таки поражает, что снимки не открывают никаких тайн. На первом из них Эмма — лицо крупным планом, рот до ушей, на лбу пятнышко муки (с утра пораньше мы занимались выпечкой блинов). На следующем она уже в нескольких шагах от меня — наклоняется, чтобы посмотреть на морского ежа, вполоборота, волосы падают на лицо. Третий снимок — вид сзади. Маленькая размытая фигурка у левого края. Если вы наткнетесь на эту фотографию на выставке или в чьей-нибудь гостиной, сочтете ее красивой и загадочной: черные волосы девочки, белый туман, широкий пляж.
Фотографиям недостает главного. Правды. Ответа. Снова и снова изучаю их при помощи лупы, ищу темный силуэт в тумане. Должна быть подсказка, какое-то скрытое значение — или же нечто простое и очевидное, но ускользнувшее от моего взгляда. Перебираю снимки, пока не начинают слезиться глаза; не могу поверить, что на них и в самом деле ничего нет. В семь часов утра выхожу из комнаты, чувствуя себя больной от разочарования.
Каждая проблема имеет свое решение — так давным-давно говорила моя мать, и я прожила много лет, свято веря в это. Но теперь старая поговорка утратила смысл. Всего лишь фраза для самоуспокоения, не имеющая отношения к реальности. Знаю лишь то, что мы с девочкой по имени Эмма гуляли по пляжу, малышка находилась рядом — а потом исчезла. И эту минуту нельзя вернуть, сценарий нельзя переписать, исправить невозможно.
Телефон звонит и звонит. Вижу себя как будто со стороны: пальцы сжимают трубку, на безымянном обручальное кольцо с изумрудом. Происходящее кажется невероятным и напоминает жуткую сцену из чужой жизни.
Наконец мне отвечает высокий и энергичный мужской голос:
— Девять один один. Вам нужна помощь?
— Пропала маленькая девочка, — произношу дрожащим голосом.
— Когда вы поняли, что она пропала?
— Тридцать пять минут назад. — Смотрю на часы и не верю глазам: тридцать пять минут. Что может случиться с ребенком за это время?
— Где ее видели в последний раз?
— На пляже Ошен-Бич. Я вернулась на парковку, но ее там не нашла.
— Главное — не терять спокойствия, — бодрит голос в трубке.
Мне кажется, что это неправильно; сохранять спокойствие — значит сидеть и ждать.
— Где вы?
— В ресторане «Шале».
— Говорите громче, плохо слышно.
— Я в ресторане «Шале»! — Звук собственного голоса пугает. Люди в зале оборачиваются и смотрят: мужчина в переднике, заворачивающий столовое серебро в салфетки; татуированная парочка у окна, колдующая над омлетом; группа немецких студентов, «уснувших» над меню; хозяйка ресторана, преждевременно увядшая женщина с заметным русским акцентом, неподалеку заламывает руки.