На часах четверть седьмого.
— Пора вставать. Едем в аэропорт.
— Сейчас?
— Да.
— Папа прилетит?
— Да.
Она устало смотрит на меня, как будто не в силах поверить.
Через двадцать минут в дверь стучат. Смотрю в глазок и вижу молодого человека — лет двадцати семи, яркой итальянской наружности.
— Кто там?
— Меня прислал Уиггинс.
Открываю дверь.
— Панико, — говорит парень и протягивает руку. — Майк Панико.
Он заглядывает через мое плечо в комнату, где стоит Эмма — босая, в том же вчерашнем грязном сарафане.
— А ты, наверное, Эмма.
Та кивает.
Панико улыбается.
— Теперь понимаю, почему тебя искало столько народу.
В аэропорте покупаю Эмме новое платье и сандалии. Платье слегка велико, сандалии немного малы, но наша модница делает пируэт и идет походкой фотомодели, как будто это самый замечательный наряд из всех, что ей доводилось носить.
Панико отводит нас в маленькую комнатку на втором этаже. В комнате только стол и четыре стула, привинченных к полу. На спинках двух из них — металлические обручи с замочными скважинами, и я понимаю, что эти стулья предназначены для преступников. Обшарпанные стены выкрашены в бежевый цвет.
Панико прикрывает дверь и опускается на колени, чтобы его лицо оказалось на уровне лица Эммы.
— Похоже, ты скоро будешь дома. Что сделаешь в первую очередь, когда вернешься?
— Съем гамбургер у Джо.
— Правильно, — говорит Панико. — В этой стране невозможно достать нормальный гамбургер.
Эмма улыбается. Панико лезет в карман, достает раскраску и цветные мелки и кладет все это на стол.
— Любишь рисовать?
Эмма застенчиво кивает.
— А я прямо-таки обожал, когда был маленьким. Но у меня плохо получалось.
Эмма садится и начинает листать раскраску.
— El gato. — Она указывает на рисунок кота, берет желтый мелок и начинает раскрашивать, а потом спрашивает у меня: — Ты говоришь по-испански?
— Чуть-чуть.
Она оборачивается к Панико:
— А вы?
— Si, señorita.
Эти двое бегло обмениваются несколькими фразами на испанском; Панико говорит и вызывает у ребенка хохот. Мне удается разобрать слово «нога», но, возможно, я ошиблась.
Эмма принимается затачивать синий мелок, потом сдувает крошки, наклоняется над страницей и раскрашивает кошачью миску. Восковой запах мелков смешивается с каким-то другим. Пахнет от Эммы, несмотря на купание в ванне вчера вечером. Сладковатый запах ребенка, о котором не заботятся должным образом.
Панико придвигает свой стул поближе к ней.
— Можно тебя кое о чем спросить, Эмма?
— Ну да.
— Где вы жили?
— Иногда прямо на пляже, иногда в машине. А иногда у друзей Тедди.
— А где жили эти друзья?