– Вот так тебя надо писать, как в твоей китайской коллекции: динамичная вертикаль, минор, струна, связь земли и неба…
– Холст и масло по-китайски, – фыркнула Анна.
– Шарф, – напомнила Дарья.
Игорь отрицательно хмыкнул, набрасывая контуры.
– Никаких драпировок. Нюша – идеальная модель. Теперь мне всё ясно. Нужно было просто разглядеть тебя.
– Себя, – с улыбкой поправила Анна.
– Тебя. Впрочем, это одно и то же…
Он сосредоточился на полотне. Анна честно держала позу, лишь изредка позволяя себе незаметно расслабить то одну, то другую ногу. «Всё, больше не могу. Ещё немножко… Какое у него лицо – настолько отрешённое, что кажется глуповатым… Нельзя мешать… Терпим-терпим-терпим… Интересно, это у меня какое дыхание? Второе? Седьмое? Сорок девятое?.».
– Всё. Можешь дышать.
Игорь поставил холст вверх ногами, отступил к стене, оценил написанное и в творческом восторге вытер кисть о штаны. Женщины подошли к полотну.
– Родил, – почтительно констатировала Дарья.
– А можно перевернуть? – попросила Анна. – Или оно так и будет?
– Можно, – великодушно позволил Игорь. – Подумаешь – верх, низ… Решётки переключить. Завтра подсохнет, пройдусь лессировочкой… Вот так надо писать! А не методом проб и ошибок, учтите, Заринь! Как, к примеру, работал… – он запнулся.
– Как он работал? – невозмутимо поинтересовалась Анна.
– Сразу. Без эскизов, этюдов и набросков. Час, два, три в медитации, с тупым видом вглядывается в пустоту. Потом в один присест строчит парсек функторов для Хаусдорфовых пространств. Или венок сонетов. Или ксилогравюру. Или инструкцию по технике безопасности для планеты N, на полтыщи пунктов: ситуация, агрессивные агенты, меры защиты, возможные ошибки… Антон высматривал истину из засады. Какую именно – я никогда не мог предугадать. Но, какую бы ни подстерёг – он ловил её живой, целостной, не оборвав ни одной её связи с миром, и тащил за ней весь мир. Казалось, мир приходит сам, потому что Антона в его работах нет. Они внечеловечны. Парадоксальная, но математически строгая гармония бытия. Капитан был воплощением «рацио». Может, это просто видовое свойство всех его соплеменников?
– Отнюдь. Homo sapiens brandusii столь же неповторим и многогранен, как и Homo sapiens terrestris. Что касается самого Антонио – у меня о нём другое мнение. Правда, я была с ним всего неделю, а ты – целый год. А разве закон мира – рацио? Разве мир последователен и линейно логичен? М-м… Кто сказал, что последовательность приводит к дьяволу?
– Эренфест.
– Вспомните, где мы, – сказала Дарья, не оборачиваясь. – Самое иррациональное в человеке – стремление к звёздам. Это даже иррациональнее, чем искусство.