Диалоги о ксенофилии (Ровная) - страница 32

_ _ _


Анна приземлилась в лесу в трёх часах ходьбы от столицы, на исходе короткой зимней белой ночи. За обросшими инеем кронами всплывала весёлая рыжая звезда Грумбриджа, большая-пребольшая – 35 угловых минут – даже сейчас, накануне апоастра. Летом же её диск достигнет в диаметре пятидесяти семи минут, почти в два раза больше земного Солнца. Что ни говори, а Теллур – планета дивной красоты! И погода славная, лёгкий морозец, скрип снега под ногами, снегири на деревьях, дорога пустынна – туземцы не шляются по лесам в такое время… Всё к лучшему. Анна рассчитала, что войдёт в Эстуэро в час «пик», когда в столицу на рынок валом валят крестьяне из окрестных деревень и самые предприимчивые и нетерпеливые купцы, когда просыпаются бродяги, студенты и подмастерья, проведшие весёлую ночь в кабачках под городской стеной, когда к воротам уже подъезжают первые знатные путники. В этой толчее никто не обратит на неё внимания. Она устроится где-нибудь в тихом приличном квартале, у небогатой, но обеспеченной пожилой хозяйки поразговорчивее, а потом…

Топот был таким тихим, что Анна услышала его в последний момент. Едва успела отступить на обочину – они уже неслись мимо широкой мягкой иноходью: тёмно-серые призраки верхом на рослых поджарых мышастых лошадях с широкими, как у лося, копытами. На спине каждого серого плаща белела вышитая окружность с трёхконечным «Y»-образным крестом внутри. Эрмедориты… Будто накаркал кто-то.

Всадник, ехавший впереди, внезапно повернул коня. Остальные тотчас перестроились – без звука, быстро и синхронно, как стайка анчоусов. И остановились, заключив женщину в правильный полукруг.

Анна, кусая губы от досады, опустилась на колени, приникла к заснеженной земле в низком, по всем правилам, поклоне. Она не ждала ничего хорошего от этих скромняг. У каждого из которых на спине под плащом меч в ножнах, могущих служить трубкой для дыхания под водой, а чуть пониже – харот, штука вроде бумеранга с заточенными краями, в рукавах куртки – иглы, за пазухой – эстры с острыми, как бритва, лучами, в складках плаща – крючья на длинных цепях и крэйсы, напоминающие боло, за голенищами мягких сапог – ножи и духовые трубки для стрельбы шипами, и что-то ещё, чего Анна толком не знала. «Бойся мытаря утром, сеньора – днём, священника – вечером, разбойника – ночью, эpмедоpита – всегда», как бы ни был хорош их Рыжий магистр…

Анна выпрямилась и встретилась с ним взглядом.

Они так долго шли друг к другу – он двадцать восемь земных лет, она – сто двенадцать, – и теперь молча разглядывали друг друга, свой обретённый смысл – ещё не зная, только предчувствуя, что смысл, наконец, обретён.