– Да, святой отец, – созналась Анна, решив, что лгать Ванору бессмысленно.
– Что Вы решите, тина? – сухо осведомился он.
Анна подумала минутку, покусывая губу, и не солгала – увильнув, впрочем, и от правды.
– Я люблю свою родину, святой отец.
– Как угодно, – обронил Ванор, отвернувшись.
Солнечный луч из окна запутался в его волосах, и в памяти Анны вдруг вспыхнули строки сонета, посвящённого королеве Лауре, жене Алонзо VIII и матери Сантио II.
– Что с Вами, тина? – удивлённо спросил Ванор, уже взявшись за дверное кольцо.
Она закрыла рот и изобразила глубокий реверанс.
Потоки мёда в солнечных лучах
украли цвет у локонов прекрасных.
Осенний день живёт в твоих очах,
как гром органа, сумрачных и ясных.
Когда Анна выпрямилась, его уже не было. Но в ней – впервые в жизни – осталось его ментальное послевкусие, образ его пси-ауры: Денеб – снежный барс в ледяном ущелье – тальник над рекой.
«Это называется: ушёл по-английски», – думала она, машинально идя к окну. Очень трогательно он обращается с женщиной, которая явно его интересует. Хотелось бы только знать, в каком аспекте… Впрочем, его поведенческие реакции вполне закономерны для существа, написавшего в нежном возрасте восемнадцати земных лет – должно быть, в припадке гордыни:
Благодарю тебя, Амор,
что миновал меня твой дар:
смятенье чувств, любви угар
и женских чар лукавый вздор.
Благодарю, что до сих пор
свободен сердцем и рассудком.
Да, плоть на развлеченья падка,
но до чего же это гадко
(и очень вредно для желудка) -
не пить, не есть, не спать по суткам;
шутом восторженно-понурым
вздыхать, из сира ставши сирым,
поставить меж собой и миром
и звать кумиром, на смех курам,
подобную всем прочим дурам;
перед тряпичной куклой пасть,
забыв достоинство и честь,
свободе рабство предпочесть,
отдать себя в чужую власть.
Не извинит холопства страсть.
Анна остановилась у окна. Ванор стоял с другой стороны, у крыльца, между дверью и окном, прислонившись к стене и закрыв лицо руками.
_ _ _
– Он охотно согласился?
– Кто же не согласится за две тысячи терхенов?
– Вы не боитесь, что он исчезнет с деньгами?
– Оплата потом. Я дал ему только аванс.
– Какой?
– Аметистовый нож и алмазный наконечник стрелы с тремя именами Бога.
– Ах, вот как…
– Я не верю во все эти россказни, будто он заговорён от металла. У него всё тело в шрамах от ран. Но…
– Но ни одна из них не оказалась для него смертельной, не так ли? Вы правы, мессир. Нужно предусмотреть всё, когда имеешь дело с колдуном и сыном колдуна. А как этот парень сможет подойти к нему?
– Парень – эрмедорит.
– Дельно. Так у него, вероятно, есть и какие-то личные счёты?