Он легко поддался на её провокации, но первые несколько раз заканчивались тем, что она отталкивала его руки или с криками и проклятиями прогоняла прочь. Спустя какое-то время все начиналось сызнова, и через свое отвращение и его с каждым разом все больше распаляющееся желание, Ниайре все-таки добилась близости с ним, и возненавидела себя за это. Ей были противны его прикосновения, рваные движения внутри, попытки приласкать её после. Брезгливо столкнув его с кровати, она кликнула девушку, чтобы та сменила постель и отправилась в купальни. Больше с тех пор она не ставила опытов такого толка.
Единственный мужчина, который занимал все её мысли, был Дариан. Вскоре выяснилось, что не только её. К нему часто приезжали заморские гости, богатые господа со всех концов света. К личным беседам её не допускали, но на обедах Ниайре видела, что любой, кто оказывался рядом с ним, невольно попадал под влияние его силы, уверенности и увлеченности темой, интересной собеседнику. Все восторгались хрупкой черноволосой воспитанницей, но не потому что она была искренне интересна, а потому что она была Его. Рядом с Ним никто и ничто не оставалось незаметным.
Поначалу Ниайре устраивало восхищение издали: она воспринимала Дариана, как Божество – невесть темное или светлое, но бесконечно прекрасное, недоступное и сошедшее к ней каким-то чудом. Шло время, год за годом, и её отношение к нему постепенно менялось. Ниайре сама не заметила, как восторженное поклонение перешло в вожделение, от почитания и преклонения ко вполне себе земной любви женщины к мужчине. Тогда же она начала тяготиться своим затворничеством и бесконечными правилами, негласно установленными им.
Ниайре давно перестала верить в Богов. Во всех разом, вместе взятых. Поняла, что их, равно как и демонов, сочиняют люди, причем и первых, и вторых – для устрашения себе подобных. Все религии мира, культы и храмы ориентированы только на одно: запугивание. Она изучала древние трактаты, коих в библиотеке Дариана было великое множество. Бережно разворачивая свитки, наслаждалась знаниями, которые открывались ей изо всех уголков и ото всех народов мира.
Падение Дариана с пьедестала оказалось для Ниайре жестким. Заслуга в этом была не столько в теории и философии ученых мужей, сколько одного-единственного касания, которое отозвалось дрожью во всем теле. Дариан сам избегал объятий и прикосновений, понимая, что они могут для неё значить, но в то утро Ниайре сама обняла его, позволила себе перешагнуть грань возвышенного поклонения, воздвигнутого ей самой.