— Проверим на хронометраж, — предложил Янсон, положив на ладонь секундомер. — Интересно, совпадают ли они по времени звучания?
Проверка показала просто удивительное совпадение — и та, и другая запись звучали ровно три и две десятых секунды.
— Воздержимся от поспешных выводов, но подумать есть над чем, — сказал Дробов. — Завтра в девять утра я встречусь с Летовой, а вы, Максим Трофимович, наведайтесь на завод, наведите подробнейшие справки о Шадрине, поговорите с кем полагается. Вас, Эдуард Оттович, попрошу поинтересоваться Левиной, характером ее работы: приходилось ли ей изготовлять лекарства, в состав которых входили ядовитые вещества. Какова система контроля за использованием подобных веществ. Но все это могут установить только специалисты. Придется вам организовать такую проверку через райздравотдел, и, конечно, так, чтобы Левина не подозревала, что проверка имеет к ней какое-то отношение…
* * *
Новая встреча с Летовой состоялась в гостинице, где остановились Дробов и Кулябко. Дробов не сомневался, что Летова прежде всего заведет разговор о вчерашней репетиции. Активно поддерживать такой разговор он опасался, понимая, что его суждения могут оказался откровенно дилетантскими, странными для работника Управления по делам культуры. И потому, как только Летова вошла, Дробов, упреждая ее вопросы, заговорил сам.
— Попрошу вас, дорогая Вера Федоровна, — начал он, расхаживая по небольшому номеру, — попрошу рассказать о ваших подопечных. Меня давно интересует вопрос, кто, как, каким путем приходит в пашу самодеятельность. Понимаю, о всех рассказать не можете, ограничимся участниками вчерашней репетиции.
— Не знаю, что, собственно, рассказывать. — Летова была недовольна таким оборотом беседы. Ей хотелось вести творческий разговор, но, оказывается, товарищ из Ленинграда недалеко ушел от Сомова: тот тоже вечно требует какие-то анкеты, характеристики. — Кто где работает — это я знаю. Мне кажется, самое важное для меня, как руководителя творческого коллектива, знать, вернее понимать, кто талантлив, а кто нет и каковы возможности каждого. Остальное для настоящего искусства значения не имеет.
— Вы думаете? — строго спросил Дробов. — A вот у Станиславского была другая точка зрения. — Дробов не имел никакого понятия о точке зрения Станиславского на этот вопрос, но расчет его оказался правильным: авторитет Станиславского сделал свое дело.
— Да нет, я, конечно, знаю более или менее о каждом, не первый год работаю. Но согласитесь, что знать подробно о всех… при моей загрузке…
— Конечно, конечно, я понимаю, — быстро согласился Дробов. — Ограничимся в нашем разговоре, так сказать, «шекспиристами». Сведения мне нужны для доклада, да и для статьи небезынтересны. Меня интересует их психология. Не испугались ли они глубины, масштабности необычных для нас страстей шекспировских героев?