Мы выждали какое-то время, показавшееся мне бесконечно долгим. Понемногу сердце стало биться тише, а возобновившийся храп Хуссейн-хана совсем нас успокоил.
Пока мы спускались друг за другом вниз по крутой скользкой лестнице, воздух становился все плотнее и дышать было все труднее. Мы снова покрылись потом. Нам приходилось идти на ощупь, цепляясь за скользкую, покрытую мхом стену. Вдруг мы услышали под ногами металлический звук. Это была решетка Склепа.
— Икбал, — позвала я тихо. — Икбал!
Карим порылся в кармане и вытащил коробку спичек. В тусклом свете мы наконец его увидели: Икбал с трудом поднялся нам навстречу из угла, где лежал свернувшись клубком. Губы его потрескались от жажды, глаза болели даже от света спички.
Цистерна была широкой, но такой низкой, что, встав на ноги, можно было дотянуться до края решетки кончиками пальцев. Я протянула Икбалу бутылку с водой. Он жадно выпил, а последние несколько капель вылил на лицо.
Как странно: горло у Икбала совсем пересохло, так что он не мог говорить, а мы, оказавшись рядом с ним, могли бы о стольком спросить, но совершенно не знали, что сказать.
Я была очень смущена и взволнована, сердце у меня сжималось от страха при виде Икбала: он был уже плох. И это только первый день! Салман совсем перестал понимать, что к чему. Карим делал вид, что он здесь ни при чем.
Али наклонился над решеткой и взял Икбала за руку:
— Потерпи, — сказал он ему, — теперь мы с тобой.
— Да, — сказала я, — мы будем приходить каждую ночь.
— Да уж, — сказал Салман, — отчаянный ты тип, ничего не скажешь.
— Еще чего, каждую ночь, — сказал Карим, — я не собираюсь так рисковать.
— Спасибо, — просипел Икбал. Голос у него скрипел, как заржавевший.
Само собой, мы приходили каждую ночь.
Икбал вышел из Склепа три дня спустя. Он шел через двор еле держась на ногах, ослепленный ярким солнечным светом, его руки были все в мозолях и укусах насекомых — и нам всем стало его очень жалко, но в то же время мы почувствовали гордость за него. Нам хотелось кричать, хлопать в ладоши, прыгать, но Хуссейн свирепо на нас зыркнул, и мы так и остались молчать. Хозяин дал Икбалу отдохнуть сутки, и мы тоже сдерживали любопытство и не приставали к нему с расспросами. Мы по очереди дежурили у его постели, прикладывали к ранам губку, смоченную холодной водой, — как же здорово было видеть, что благодаря этим дежурствам, еде, питью, а также апельсинам, которые Али воровал для него в саду, он быстро шел на поправку.
— Брат, — обратился к нему Салман, когда Икбал наконец поднялся на ноги и смог позавтракать с нами, — ты очень смелый. Никому не хватило бы духу сделать что-то подобное. Знал бы ты, как Хуссейн-хан все еще бесится из-за этой истории с ковром. Но все равно ты сглупил. Чего ты всем этим добился? Трех дней в Склепе, вот чего.