– Вы забыли, что на острове присутствует некий шевалье, госпожа норд-герцогиня.
– Странно, совершенно упустила из виду, – горделиво вскинула голову Маргрет. – Придется остров поделить. Все, что лежит вон за тем небольшим хребтом… впрочем, этого для вас слишком много… Видите, вон тот полуостров, а еще точнее, вон тот скалистый мыс? Милостиво передаю его в ваше владение, господин шевалье, мой мужественный крестоносец.
– Да уж, вы беспредельно «щедры».
Целуя, он прогнул ее так, что Маргрет уже не в состоянии была удерживаться на ногах и повисла на его руке. Она даже не поняла, как произошло, что в следующее мгновение они оказались на траве.
– Не делай этого, – довольно резко предупредила девушка, задыхаясь в его объятиях. Однако страсть уже захватила ее крестоносца и теперь передавалась ей. – Никогда не делай этого днем, умоляю тебя! Для этого существует ночь, понимаешь, для этого существует ночь, ночь!.. – твердила Маргрет, стараясь перехватить его руку, но силы как-то слишком уж предательски покидали ее, и она чувствовала, как оголенные бедра обжигает прохладная влажноватая трава. На мгновение, оставив ее, Рой мигом сорвал с себя кожаный жилет, подстелил под Маргрет и теперь уже набросился на нее с какой-то совершенно немыслимой яростью, словно только для того и подстерегал здесь, чтобы повалить, впиться губами в шею, сжать в объятиях, проникнуть в то самое сокровенное, во что никто из мужчин проникать не должен был. Никто, кроме мужчины, в объятиях которого она сейчас изнемогала.
Они предавались этому долго, на удивление долго, и Маргрет ощущала, как тело ее то постепенно наливается силой, азартом и страстью, то вдруг обессиленно размякает; и на минутку-другую она впадала в такое опустошенно-обессиленное состояние, что даже хотелось отторгнуть от себя мужчину, но Рой вновь и вновь припадал к ней. И Маргрет ощущала, какое у него сильное, мускулистое тело, и снова поддавалась и предавалась ему, как предаются всякому сладострастному греху.
И когда все это как-то совершенно неожиданно закончилось, когда в момент очередного «обессиливания» Рой уже не сумел вновь зажечь ее, Маргрет поняла, что она… стала женщиной. Только сейчас она по-настоящему почувствовала себя истинной женщиной: страстной, алчной, требующей не только внимания к себе со стороны мужчины, но и ласк, объятий, плотской страсти. И, поднявшись с этого брачного лугового ложа, Маргрет сказала себе, что теперь уже вряд ли станет препятствовать Рою, и что, возможно, у них это будет происходить каждый день, и не только ночью. Ибо это часть жизни, это и есть то прекрасное, что не смогли отторгнуть ни высылка из Парижа, ни отдаление от Франции, ни даже, к счастью, ссылка на этот дикий берег.