На полпути к хижине Рой пришел в себя.
– Это ты, Маргрет?
– Я, милый.
– Я убил лося. У нас теперь будет много мяса.
– Да, конечно, ты убил прекрасного, большого лося, – глотая слезы подтвердила герцогиня.
– Ты видела его?
– Видела, видела. Я шла вдоль озера. Он лежит недалеко от родника.
– Оставь меня. Пойди и отрежь хоть немного мяса.
– Обязательно пойду, Рой. Мы пойдем к нему вместе.
– Вряд ли, – вдруг окончательно пришел он в себя. – Ноги совершенно не слушаются. Правую я то ли поломал, то ли подвернул. К тому же, кажется, ушиб позвоночник. Во всяком случае…
– Ты ведь лучший из медикусов Франции. Главное, добраться до хижины. Будешь подсказывать нам с Бастианной, что и как, и мы быстро вылечим тебя. Через неделю вместе пойдем на охоту.
– Через неделю…Тогда уже может наступить настоящая весна.
– Это и будет настоящая весна, Рой. Лучшая из всех, какие нам с тобой пришлось прожить.
Теперь он, как мог, помогал ей, отталкиваясь руками. Но, похоже, что и руки тоже постепенно отказывались подчиняться ему. Чувствуя, что теряет силы, Маргрет стала звать Бастианну. Она звала и звала ее, пока наконец не услышала в ответ:
– Я здесь! Иду! Кричите, чтобы я не сбилась с пути!
Первое, о чем спросил д’Альби, когда Неистовая Корсиканка наткнулась на них: «Как сын?».
– Он уснул, – последовал ответ. – Как никогда, крепким сном, и под вечер совершенно не кричал. Очевидно, боли, которые донимали его, утихли.
– Это я переняла все его боли, Маргрет. Они теперь во мне.
34
Все попытки спасти ноги Роя ни к чему не привели. По несколько раз на день Бастианна и Маргрет оттирали их гусиным жиром, самым верным, как они считали, средством от обморожения, и, вроде бы, в конце концов оттерли. Но, очевидно, у д’Альби действительно был поврежден позвоночник, и ноги оказались парализованными. Кроме того, на правой ноге был закрытый перелом, а левая вывихнута. Рой считал, что он еще выкарабкается, попросил Маргрет приготовить дощечки, которые можно было бы привязать к месту перелома, давал еще какие-то сугубо медицинские советы, однако обе женщины уже прекрасно понимали, что судьба его решена. На третьи сутки ноги покрылись багровыми, черными пятнами. Когда они сказали об этом Рою, он тоже все понял:
– Это гангрена, – сказал он. – Теперь меня мог бы спасти только хирург. Но для этого он должен был бы отнять мне ноги. Не тратьте больше на меня силы и времени, подумайте о себе, о еде и тепле, о Рое-Младшем. Пойдите и заберите мясо лося. Стоят морозы, и оно наверняка не испортилось. Возможно, он прожил еще целую ночь, и тогда.