– Но вы, Николя, понимаете, – неожиданно обратился адмирал к своему брату, – что на борт она может взойти лишь как дочь пэра Франции и племянница командующего эскадрой; которая сама, по собственной воле, решила ступить на землю Новой Франции…
– Эта земля будет называться Новой Францией? – совершенно некстати удивилась герцогиня.
– Но только вы, Алессандра, названия этого не слышали, ибо сие есть личная тайна короля. Так вот, она должна ступить на корабль как особа, приближенная к королю, как символ Франции. Иначе моряки попросту растерзают ее. Мне и так придется жестко пресекать все их заигрывания. А чего от них ожидать? Моряки в океане. В Великом Океане, где они несколько месяцев вообще не будут видеть женщины. Понятно, что эти ублюдки звереют. Кстати, с ней обязательно должна быть гувернантка. Только не из молодых – смазливых. Ну, и, конечно же, ваша дочь должна быть обеспечена всем необходимым для длительного путешествия.
– Сейчас же отдам необходимые приказания, – заверил его Николя.
– Утром карета должна тронуться в путь.
– Как?! – неожиданно сдали нервы у отца Маргрет. – Уже утром?!
– Не стану же я из-за нее задерживать всю эскадру, – проревел Роберт де Роберваль. – У меня приказ короля.
Герцогиня Алессандра попыталась что-то произнести, но в очередной раз астматически задохнулась и, сжав пальцами горло, бросилась к двери. И никто из братьев Робервалей не поспешил за ней, не нашел ни слова, чтобы хоть как-то успокоить ее.
8
Приготовления к отъезду продолжались весь остаток дня и всю ночь. Однако саму Маргрет к ним не допускали. Этим занималась ее гувернантка – пятидесятилетняя корсиканка Бастианна, и еще несколько слуг.
Попытка юной герцогини хоть ненадолго оставить замок, чтобы в последний раз пройтись его окрестностями, а значит, и окрестностями Парижа, тоже немедленно была пресечена двумя вооруженными стражниками. Поняв, что отец превратил ее в узницу замка, Маргрет выставила из отведенных ей двух комнат охранника, закрылась и до утра никого к себе не впускала и на обращения не откликалась.
Что только она ни пережила за эту ночь: слезы горестной обиды и прощания с Парижем; негодование по поводу жестокости отца и дяди и презрительную жалость к бессилию матери; тоску по возлюбленному, который вот уже вторую неделю не подает о себе никаких вестей, и бунт души, жажду отмщения… Единственное, о чем она старалась не думать, так это о предстоящем путешествии на край Земли. Она, конечно, понимала, что даже представить себе не может, насколько долгим, трудным и совершенно невероятным оно в действительности окажется. Но в то же время как натура твердая и по складу характера своего авантюрно-романтическая Маргрет уже загоралась предчувствием увлекательного, преисполненного приключениями и риском путешествия.