— Почему партии небольшие? — подобрался Рябов.
— У него девичья память. Изъясняется почти исключительно кистью.
3.
Аркадий Владимирович облачился в черный костюм, в белую накрахмаленную рубашку с красным галстуком. Мы заперлись в небольшом уютном кабинете, из окна от пола до потолка роскошный вид на Москву-реку.
Закурили гавану, запивая элитный дымок арабским свежемолотым кофе.
— Кого подозреваете? — вкрадчиво осведомился Рябов.
Салямский глянул с трогательной детской беззащитностью:
— Всех и… никого.
— Но все же, все же?! — заволновался я, акушер второго разряда, Петр Кусков.
— Давайте говорить, как дворяне, — исподлобья глянул на нас. — Надеюсь, вы дворяне?
— Обижаете! — с горловым клекотом вскрикнул я, припомнил, что папа мой служил электромонтером, а матушка тянула лямку потомственной прачки.
— Тогда нормально… Понимаете, господа, у нас в «Вертикали» дружный сплоченный коллектив. Каждое воскресенье корпоратив. Мы играем в кегли и поем караоке. К тому же, все женщины в этом коллективе — мои любовницы.
— Так-таки все? — поперхнулся я дымом.
— Вы двух уже видели. Черненькая — это Галина Алексеевна. Блондинка же — Елена. Отчества не помню. Кстати, они тоже дворяне. Столбовые.
— А Заруб? Что вы скажите о Зарубе Махмутовиче? — резко, наотмашь спросил Рябов.
— За него не ручаюсь. Он художник. В голове сквозняк. Всегда несколько в неадеквате.
— Каких ваших сожительниц мы еще не видели? — сглотнул я горькую от кофейных крошек слюну.
— Да была тут одна малолетка. Зоя. Она соскочила. То есть, уволилась.
— Любопытно… — скрестил Рябов руки.
— И ведь зарплаты у всех преогромные! — вскрикнул Салямский. — С пятью нулями. Зачем же красть со стола?
— Газпром вас не обижает… Кхе-кхе! — откашлялся я, во рту першило.
— Дело тут не в зарплате, а в вертикальном шкафе.
— В чем? — изумленно вскрикнули мы в унисон с Рябовым.
— Он в моей комнате отдыха. Пойдемте.
Свернули в боковую дверь.
Комнатка небольшая, метров шесть квадратных. Застеленная солдатским одеялом кушетка, колченогий табурет и тяжеловесный шкаф из мореного дуба. Ручки заменяют две оскаленные львиные морды.
— И что же, этот шкаф какой-то волшебный? — иронически выгнул я бровь.
— Подарок самого Алексея Мюллера, председателя совета директоров Газпрома. Презентовал на мое сорокалетие. Шкаф из апартаментов Бурбонов. Тех самых, коих сверг Наполеон Бонапарт. Впрочем они опять вернулись. Да вы откройте. Смелее!
Я взялся за мордочку. Потянул. С мелодичным скрипом шкаф отворился. Оказался оглушительно пуст. Мы лишь увидели темные стенки, изъеденные неугомонным жуком-короедом.