— Ой-бой, тахсыр!.. Я не виноват, тахсыр!.. Русских прибежало много, а нас только трое… Кунантайку совсем увезли… Может быть, теперь даже убили…
Находившаяся тут Хайным заревела дурницей и начала царапать себе лицо, причитая:
— Ой, я-ай, Кунанта-ай!..
Карабай кричал:
— Надо бежать, отнимать!.. Палки берите, коней седлайте!
Но на этот раз старика никто не слушал. Все ждали чего-то от Батырбека, который долго кричал и бегал, ругался и принимался бить Байгобыла.
Наконец он, выбежав из юрты, сел на разгоряченную лошадь Байгобыла и, проскакав от аула на выстрел из лука, снова вернулся к юрте…
Это он делал всегда, когда был сильно взволнован. Таким путем он скорее приходил в себя и лучше начинал соображать.
Из степи во весь опор примчался Сарсеке. Услышав громкое «талалаканье» в юрте, а в нем, как вплетенное в косы серебро — звонкий голос Бибинор, — он сразу понял, в чем дело.
Спрыгнув с коня, он быстро взял от Батырбека повод и помог ему сойти с лошади. Молодой киргиз хорошо знал нрав своего господина и, отворив двери в юрту, чтобы впустить Батырбека, громко крикнул на шумевших:
— Тише вы, шайтаны!
Батырбек медленно прошел к сундукам и устало сел на ковер.
Все, смолкнув, робко смотрели на него. Сарсеке сделал знак, чтобы лишние уходили и, оставшись с Карабаем и Байгобылом, молча стоял у порога юрты.
— Ты хлеб у русских стравил, собака?.. — крикнул Батырбек Байгобылу.
— Нет, тахсыр…
— Значит, сено?!
Байгобыл молчал. За него ответил Сарсеке:
— Сено на нашей земле накошено, тахсыр… наши кони с голоду пропадают, тахсыр! Байгобылка хотел накормить на хорошей отаве.
— Значит, поймали у стогов?..
— Нет, тахсыр… — мрачно ответил Байгобыл, — у стогов мы ночуем, а перед утром угоняем скот за тридцать верст, ближе к нашему стойбищу…
— Какие бегуны остались в табуне?.. — всхлипнул Батырбек.
— Ой-бой, тахсыр, бегунов угнали всех, осталось только два гнедка да мой Серый.
Батырбек при этом известии заскрежетал зубами.
— И Сивку и Воронка украли?!
— Даже трех верблюдов угнали!.. — доложил Байгобыл, вбирая в плечи свою голову…
— Ой, аллах, аллах!.. — простонал Карабай и, опустившись на колени, заплакал.
Водворилось молчание.
Батырбек вдруг как-то притих и осунулся…
Он долго и подавленно молчал, опустив бритую голову. А когда очнулся, то обвел юрту блуждающим от прилившего гнева взглядом и зашипел, ни к кому не обращаясь:
— Пропасть надо!.. Совсем пропасть, а все-таки отнять бегунов обратно!..
Он предложил смелый план: сейчас же ночью ехать и украсть своих лошадей. Но сообразительный Сарсеке, не возражая ему, а как бы дополняя его план, сказал: