– Ладно, – сказал я, – так почему вы не берете меня прямо сейчас?
– Догадайтесь.
– У вас не хватает улик. Если бы ее застрелили в моей тесной машине, вся его одежда была бы в ее крови.
– Возможно, вы правы. Давайте выпьем.
Это предложение меня отнюдь не прельстило. Мне совершенно не хотелось с ним пить. Но он завел мотор, принялся насвистывать «Звездную пыль» и стартовал, подняв фонтан мокрого песка.
Я думал, что мы поедем в бар для ветеранов, поскольку больше всего он любил выпивать там, но вместо этого он свернул к ратуше, провел меня в свой кабинет в полуподвале, указал на стул и достал бутылку бурбона. Видимо, мы пришли сюда, чтобы он мог пустить в ход записывающее устройство, которое наверняка держал в столе.
– Я решил, что вам не мешает насладиться прелестями этого места, прежде чем вы загремите в тюрьму, – сказал Ридженси.
– Может, поговорим о чем-нибудь другом?
Он ухмыльнулся:
– Например?
– Где моя жена?
– Я рассчитывал, что вы мне скажете.
– Я встретил парня, с которым она уехала. Она бросила его восемь дней назад. Я ему верю.
Ридженси сказал:
– Это совпадает.
– С чем?
– По словам сына Лорел Оквоуд – между прочим, его имя тоже Леонард, но все зовут его Сонни, Сонни Оквоуд, – семь дней назад Пэтти Ларейн побывала в Санта-Барбаре.
– Я об этом не знал.
– Да, она была там с этим малым, Уодли. Раньше я не понимал, что означает фраза «Я не мог разлепить губы». Теперь понял.
– Хороший бурбон?
Я безмолвно кивнул.
– Да, она была в Санта-Барбаре с Уодли, и они обедали с Лорел Оквоуд и Леонардом Пангборном в клубе Лонни на пляже. Все четверо за одним столиком. Потом пришел Сонни, пил с ними кофе.
Я все еще не мог говорить.
– Хотите знать, о чем они беседовали?
Я кивнул.
– Позже мне понадобится кое-что у вас спросить.
Я кивнул.
– Хорошо. Согласно показаниям Сонни… – Тут он остановился, чтобы заметить: – Кстати, по телефону Сонни не похож на голубого. Как по-вашему, Пангборн не наврал в том письме?
Я нарисовал пальцем вопросительный знак.
– Но Пангборн не показался вам гомиком?
Я потряс головой.
– Страшно подумать, какая огромная часть жизни проходит за закрытыми дверьми, – произнес он. – Господи, да ведь и мы с вами можем быть гомосексуалистами.
– Как скажешь, милый, – прошепелявил я.
Его страшно развеселила моя шутка. Я же был рад, что снова обрел дар речи, пусть даже на таких условиях. Немота – это бремя, за избавление от которого можно пожертвовать многим.
Мы оба пригубили бурбон.
– Хотите травы? – спросил Ридженси.
– Нет.
– А если я покурю?
– Не боитесь, что вас застукают в собственном кабинете?