Я хотел было сказать «вроде нет», но потом решил спросить:
– Что значит «до одурения»?
– Это когда человек влюблен настолько, что уже не контролирует свои действия.
Где-то в глубине моего сознания произошел осторожный расчет Я сказал:
– Элвин, куда вы клоните? Пангборн что, убил ее?
– Не знаю, – ответил Риджснси. – Ее никто не видел.
– А он где?
– Сегодня после обеда Мервин Финни позвонил и спросил, нельзя ли убрать их машину с его стоянки. Но она была припаркована законным порядком. Так что я пообещал ему для начала оставить предупреждение на ветровом стекле. И сегодня же, во время обхода, решил заглянуть туда. Что-то мне в этом деле не правилось. Бывает, что пустая тачка наводит на подозрения. В общем, я сунулся в багажник. Он был не заперт. Пангбори лежал внутри.
– Убитый?
– Любопытно, что вы это сказали, – заметил Ридженси. – Нет, приятель, это было самоубийство.
– Да ну?
– Он залез в багажник и захлопнул его. Потом накрылся одеялом, сунул в рот пистолет и спустил курок.
– Давайте выпьем, – сказал я.
– Ага.
Его взгляд застыл от ярости.
– Очень странное дельце, – сказал он.
Я не смог сдержаться. Э. Л. Ридженси умел влиять на своих собеседников.
– Вы уверены, что это самоубийство? – спросил я, понимая, что вопрос вряд ли пойдет мне на пользу.
Хуже того. Наши глаза встретились с явственно ощутимым взаимопониманием: так бывает, когда двое видят одно и то же. Я видел кровь на сиденье своего автомобиля.
Он выдержал паузу и произнес:
– Никаких сомнений. У него следы пороха вокруг рта и на нёбе. Разве что его накачали наркотиками, прежде чем убить, – Ридженси вынул блокнот и записал несколько слов, – хотя я не понимаю, как можно запихнуть человеку в рот дуло, застрелить его, а потом уложить тело так, чтобы не смазать брызги крови и не выдать себя. Пятна крови на полу и стенке багажника полностью соответствуют картине самоубийства. – Он кивнул. – Что-то я разочаровался в вашей проницательности, – заметил он. – С Пангборном вы ошиблись на все сто.
– Да, самоубийцу я в нем точно не разглядел.
– Забудем это. Он чокнутый гомик. Мадден, вы даже понятия не имеете, что тут на самом деле кроется.
Замолчав, он принялся рассматривать комнату, точно желая сосчитать двери и оценить мебель. В его глазах мой интерьер явно представлял собой малоприятное зрелище. Обстановку в основном выбирала Пэтти, а она любила дорогую безвкусицу в стиле Тампа-Бич – то есть белую мебель, разноцветные шторы, коврики и подушечки, обивку в цветочках, высокие табуреты с пухлыми кожаными сиденьями, розовые, зеленые, оранжевые и светло-желтые для своего будуара и гостиной, – в общем, этакую леденцовую пестроту, совсем неуместную зимой в Провинстауне. Охарактеризует ли это мое внутреннее состояние, если я признаюсь, что редко испытывал душевный подъем, позволяющий заметить разницу между цветовой гаммой своего дома и дома Ниссена?