— Но ведь вы же сразу, Вера, сказали мне, что вы замужем. И не было никакой лжи. — Теперь во мне колотилась только одна эта мысль: что сейчас я уеду, а Вера так или иначе останется с ним, раз он приехал. Она все равно останется с ним, потому что она его, его жена.
— Была, все равно была ложь, Виктор Сергеевич, — повторила она. — Я замужем, а ведь встречалась с вами, хотела вас видеть, говорить с вами каждый вечер. Это все равно была ложь, все тот же распад личности, и я не знаю, что вы могли думать обо мне. Это тоже мучило меня. Я чувствовала себя в каком-то панцире. Ведь в буквальном смысле озиралась по сторонам, когда шла рядом с вами. Что я пережила, когда первый раз, помните, мы сидели в столовой. Я думала: вдруг он сейчас войдет? А потом я даже не могла пригласить вас к себе в дом… Ну что, ну какая это жизнь, когда вместо души — пружина? Поневоле слушаешь себя: вот-вот лопнет… Виктор Сергеевич, почему мы не могли встретиться пять лет назад? Даже четыре…
Я снял куртку и накинул ей на плечи. Она сначала как будто не заметила этого, но уже в следующую секунду встала и протянула куртку мне.
— Видите, вам нужно уезжать, Виктор Сергеевич, — сказала она решительно. — Так будет лучше, и мне будет спокойнее.
Вот этого я и боялся.
— Если так нужно… если вы хотите, — встал я тоже, чувствуя себя так, словно мне сейчас надо исчезнуть отсюда чуть ли не крадучись.
— До свидания, Виктор Сергеевич. — Она даже как будто попыталась ободряюще улыбнуться мне. — Только еще раз прошу: не думайте, что я собиралась оправдываться или в чем-то каяться. Просто надеялась, что вы мудрее меня и все поймете. А если кого-либо виню, то только себя. Этот человек любил и любит меня. Мне иногда даже кажется, что любит почти патологически. И странно, и страшно… И если он стал таким… Мне жаль его, но и с собой, со своим отвращением к себе я тоже ничего не могу поделать, — с силой произнесла она, шагнув ко мне. — Я вам все расскажу в другой раз, когда вы приедете…
Я заметил, что она ни разу не назвала его имени, а только «мой муж». По морю, очевидно со сторожевого судна, сверкнул мощный прожектор, уперся в стену обрыва и тут же погас.
— А если я не уйду, Вера? — сказал я. — Если я не хочу, чтобы вы оставались с ним?
Я сделал движение, чтобы взять ее за руку, так близко она стояла и с такой тоской, а может быть, с испугом смотрела на меня, но в это время справа, за моей спиной, раздался шум мотора. Вера резко выпрямилась. Из-за поворота белой стрелой выскочил катер. Он несся на большой скорости параллельно берегу и был хорошо виден, освещенный луной. Оказавшись перед нами, катер вдруг словно наткнулся на мель, его как бы подкинуло и, повернув, он ринулся к нам. Мы с Верой молча смотрели на него. Было понятно, что остановиться он уже не сможет. Сейчас врежется в песок, стукнется — и конец. Но всего в нескольких метрах от берега он все же затормозил, чуть не перевернувшись, подняв целую завесу воды, и, скользнув мимо нас бортом, набирая скорость, начал делать новый заход. Повторилось то же самое, однако теперь уже так близко он не подошел к берегу. Его следующий круг был еще шире, и неожиданно он повернул в море. Удаляясь, один раз блеснул, схваченный прожектором, и пропал совсем. Не долетал даже звук…