Я зачем-то паясничал. Кажется, со мной начало происходить что-то неладное: я не мог справиться со своим стыдом.
…А тараньку тоже надо уметь разделать. Выбрать ту, которая мягкая, желтая, чуть ли не светится. Повернуть головой к себе, а правой рукой, ухватившись с другой стороны, рвануть ее вдоль, чтобы, хрустя, отделилась вся спинка. Икорку, если она есть, теперь вынуть и отложить. И начинать, не торопясь, потихоньку: с ребрышек. И тоже посасывать. А уж рыбец…
Что же это со мной? Что?..
А уж рыбец…
— Мы двадцать лет не виделись, Костя. А гимнастерка твоя цела?..
Так я сжимал зубы и топтал самого себя посреди футбольного Ростова, который в эту минуту «выстраивал стенку».
— Конечно, конечно, — растерянно кивнул Костя. — Но у меня же завтра доклад… Как раз насчет рыбцов и тараньки. — И он вздохнул, давая понять, что уступил. — Ну ничего, встану пораньше.
И мы пошли к построенному под трактор драматическому театру, в садик, где можно было выпить пива и на воздухе и быстро.
Но сперва отвели пса домой. А ведь, пожалуй, я совсем не хотел никуда идти. Лестница была действительно крутая, трудная, пропахшая кошками и ведрами, и с выщербленными ступеньками, которые, казалось, осыплются под ногами.
Железные столики, покрытые пластиком, и в самом деле росли прямо под деревьями, окружая выкрашенный в голубовато-зеленый цвет павильон, но все до одного были заняты, и гул висел такой, как будто здесь роились осы. Воздух был напичкан голами, а вся земля вокруг, как прошлогодней хвоей, усыпана чешуей, ржавыми головами и обсосанными высохшими хвостами.
— Ну, ты видишь, что тут творится? — сказал Костя, глядя на вертящуюся перед нами жужжавшую толпу.
Но нам повезло. Мы все же уселись за трехногий, искалеченный столик, который, можно сказать, сам приплыл нам в руки. И к тому же затененный, увенчанный тополем. Но перед этим я пошел к павильону и занял очередь. Костя молча наблюдал за мной и, кажется, не оценивал моей энергии. Но я был благодарен ему за то, что он все же пошел сюда. Мы, безусловно, разговоримся, и все встанет на свои места. И когда мы положили руки на пустой столик, я сказал, глядя на Костю:
— Ну и все, — и достал сигареты. — Теперь порядок, как, помнишь, когда мы по ночам ходили за водой. Тоже была очередь. Тогда за водой… Колодец помнишь?
— Живучи мы с тобой, Витя, — улыбнулся он.
— Да-аа, — кивнул я.
— А хороший ты написал роман, Витя, — сказал он, вытираясь платком. — Серьезный. Мы по вечерам иногда вслух читаем. Ну а второй? Про Миус? Я ведь все жду. Не думай, что забыл. Год вот уже, как ты написал, что скоро кончаешь и сразу же мне привезешь. Я и Татьяне хвастался, что в такие попал критики. Все, выходит, в порядке? Закончил, значит?