— На, возьми, — протянула девочке толстый журнал в мохристой отрывающейся обложке. «Надо бы переплести...»
Прости, опять я тоску на тебя нагнал. Зачем я стал рассказывать тебе о ней? Может, потому, что она на твою бабушку похожа?
...А теперь ты сидишь на лекции в шестой аудитории, сидишь за последним столом и читаешь Гофмана, ты расплетаешь свои косички и снова заплетаешь их — и даже не замечаешь этого. Тебе они идут. Светлые, коротенькие, густые. Тебе идет курносый нос. Послушай, что я расскажу тебе. Я — ясновидец. Хочешь, расскажу тебе вон о той девушке, ярко накрашенной, со взбитыми волосами? Рассказать?..»
Она закрутила конец косички тонкой аптекарской резинкой и распустила другую. Волосы распушились, приятно щекотнуло щеку, запахло шампунем. Снова разделила мягкий, теплый поток волос на три пряди. Пальцы привычно перебирали пряди, стягивая их в тугую косицу. А глаза снова и снова возвращаются к одной и той же строке. Читает Гофмана, но думает о другом. «Эх, ты, — думает, — а еще ясновидец. Ведь ты видишь все, кроме самого себя, кроме того, что тебя касается. Или у вас, ясновидцев, так принято? Ты знаешь все про какую-то старую библиотекаршу, про мою бабушку, про девушку, что сидит сейчас у окна троллейбуса. Ты ревнуешь меня к тому, к Виктору, и совсем напрасно.
Нет, обо мне ты не знаешь самого главного. А значит, ничего не знаешь.
А я все время вижу тебя... Вот и теперь ты глядишь на меня из страниц, из букв книги, из окон и стен. И твое лицо, круглое, чуть скуластое, роднее всех родных лиц, знакомее всех знакомых, как будто мы видимся с тобой каждый миг вот уже тысячу лет или еще больше. Вижу твои короткие темные волосы, твои глаза, внимательные и застенчивые, пристальные... Я знаю, о чем ты думаешь сейчас. Научилась угадывать твои мысли за тысячу лет дружбы с тобой. А ты не знаешь? Или у вас, ясновидцев, так принято — не знать о себе самого главного? А за окном — шоссе, тихое и задумчивое, как ты, и ветер гонит по нему сухие листья, медленно несет листья...
Почему это ветер их так медленно носит?
Открываю глаза, как большие цветы;
«Это ты?» — а кругом оголтелая осень...
«Это осень?..» — спрошу.
А в глазах — только ты...
Не думай больше о других. Не смей думать. Не думай о той девушке с пышной прической у окна троллейбуса. Не гляди на нее, отвернись...»
«Я не надоел тебе, нет? Знаешь, ведь ясновидцы порой надоедливы. О, тебе даже интересно со мной? Ну, раз так, то расскажу тебе о себе.
Ведь, знаешь, мы с тобой в одном общежитье живем. Только ты на четвертом этаже, а я на третьем. И у меня теперь, знаешь, лекции позже начинаются. Но просыпаюсь я рано. Я стою на лестнице и угадываю твои шаги. Вот ты пошла умываться. А теперь — на кухню. Жаришь яичницу с гренками? Ой, у тебя чай бежит!